Лесной туман

Приходил Заруба всегда по утру, на лавке то час, то пару засиживаясь, о себе рассказывая да о ведьме спрашивая. И всегда с гостинцами – то птичку принесёт, то мёда туесок, то травку редкую. Да всё землянку звал посмотреть, баял, что тихо в лесу, морозно, а внутри печка хоть и маленькая, но греет хорошо.

Нет-нет, а проскакивала мысль у Веи: «А может и правда? Что я берегу-то, кому нужна?». И розовели щеки, и улыбался Заруба радостно.

Только в один день староста спугнул разговор их задушевный. Мялся на пороге, носом шмыгал – простыл намедни, как раз за мазью пришел медовой, чтоб в грудину втирать.

– Проходи, – махнула рукой Вея. – У меня сбитень стоит, горячий ещё, с ягодками.

Староста глянул в дом и поежился, головой мотнул:

– Нет, давай уж мазюку, пойду. Баба моя тебе яек принесет к вечеру, добро?

– Добро, – пожала плечами Вея. Староста не врал – если сказал, что принесет, значит принесет. Он не любил сам подарки таскать, хотел, чтобы остальные уважали, думали, что ведьма просто так его лечит.

Вея отдала ему плошку, плотно завязанную тканью. Староста поблагодарил, и хмыкнул уважительно:

– А эко вы ловко с хозяином нашим подружились.

Ведьма поморщила нос. Туманник не показывался почти месяц, почитай с того случая, но она и не надеялась, что он про неё забыл.

– Ну, как подружилась. Ночью-то все равно лучше дома сидите.

– Обижаете, – нахмурился староста. – Мы чай тут не первый год живем, знаем. Я ж не про то вам, а про то, что всё ж никто из наших с ним чаи-то раньше не распивал.

Вея открыла было рот, чтобы переспросить, да так и замерла. Улыбнулась кривенько, плечиками пожала, мол «ну, как-то так вышло».

Она проводила старосту из сеней и вернулась к столу на негнущихся ногах. Вея медленно моргнула и твердо сказала себе, что сейчас – как никогда, – нужно держать лицо.

Она повернулась к Зарубе и вздохнула, по матерински, с тихим осуждением:

– Землянка у тебя там, говоришь.

Он не стал притворяться.

Туманники не могут оборачиваться днем, но ему это было и не нужно. В расползшихся уголках губ, в хищном прищуре и блеснувших от смеха зубах был зверь. Он сквозил в нем настолько ярко, что Вея никак не могла взять в толк, как не видела этого раньше.

– А что, – усмехнулся туманник. – Не соврал, есть там землянка. От одного из охотничков осталась.

Он демонстративно провел языком по губе, будто слизывая оставшуюся крупинку после сытного обеда.

Ведьма прищурилась и сама. На поясе у неё висел маленький ножичек, и он казался игрушечным, в сравнении с охотничьим ножом. Да только вот она не боялась.

Женщина почти всегда уступает мужчине в силе, но только не тогда, когда готова биться насмерть.

Туманник смерил взглядом её руку, потянувшуюся к поясу, и хмыкнул:

– Ну, что ж. Пора мне, уж не серчай, хозяйка, – он поднялся. Вея не спешила. Она боялась, что стоит ей пошевелиться, как растает вся злость, уйдет воля, поднявшаяся в груди. Останется только дикая и жгучая обида, которая клокотала в горле и вырваться грозила в отчаянном крике.

Так и сидела, пока он не ушел.

Сени проверила – нет ли его, но всё было пусто.

Закрыв двери, села на лавку ведьма, и расплакалась горько.

Землянку посмотреть хотела, дурочка, думала, позарился на неё охотник приезжий, зайцев носит, травки, понравиться хочет.

А оказалось-то, и тут дар виноват – не целовать он её хотел в уста сахарные, а закрыть в той же землянке, пока ночь не опустится, а потом полакомиться отпуском своим от селян, раз отпуск сам дверь не открывает и к нему не выходит.

Она ждала, что он объявится ночью, но было тихо. Перед дверью поутру тоже не было никого.

Туманник объявился в лесу. Вея не могла не ходить туда – ей нужны были дрова, поздние ягоды, грибы, опять же. Иные только к зиме спеют.

Так, разогнувшись с туеском, она его и увидела. Туманник стоял поодаль, небрежно облокотившись о ствол изящной березы, уже сбросившей листья и казавшейся беззащитной тонкой девой рядом со зверем. Вея себя такой не чувствовала. Смерив Зарубу долгим взглядом, она продолжила собирать ягоды, посматривая иногда. Но тот не двигался с места. Ближе не подходил, ничего не говорил, но и в покое её не оставлял – тенью следуя по лесу, а если ловил её взгляд, то ухмылялся гадко. Мол, собирай-собирай в моем хозяйстве урожай, а я потом свою плату-то возьму.

Вея не сомневалась, что он попытается. Но не ходить в лес для неё – значит умереть. И так зима уже на носу, пару раз уже сыпалась холодная мука с неба, припорошив поутру деревья. Днем стаяло всё, конечно, но скоро не стает. Останется лежать вначале тонкой простынёй, а потом и одеялом пуховым.

С тех пор так и повадилось. Только ведьма в лес, нет-нет, да мелькнет за деревьями силуэт знакомый. Ждал, пока привыкнет к нему ведьма, пока замечать перестанет. Уж что-что, а ждать нечисть умеет, у них почитай времени-то на порядок больше, чем у любого человека.

Туманник подошел через пару недель, когда она уж домой собиралась. Темнело теперича рано, вот и торопилась ведьма. Он уж у самого дома поймал.

Скинула она с плеча вязанку и положила руку на пояс, чтобы знал – просто так стоять не будет.