Лесной замок

Эта речь звучала за семейным столом, и, услышав последний пассаж, Анжела не смогла удержаться От смеха. Она вспомнила о стремительном исчезновении Алоиса-младшего. Это у них-то не бывает безобразных скандалов! О чем он вообще говорит? Отвернувшись от отца, она прыснула. Клара, заметив это, промолчала. Хватит с нее и того, как расстроится муж, поняв, что говорит без толку. А то, что говорил он без толку, и впрямь вскоре выяснилось. Со временем Алоис и сам оставил мысль о карьере таможенника для Адольфа. Отеческому совету парень следовать был не намерен. Что ж, тем в большее уныние впал отставной таможенник.

Настроение Алоиса несколько улучшилось, лишь когда он понял, что наклевывается выгодная сделка. Живущему по соседству торговцу углем потребовалось срочно продать полтонны своего товара, чтобы рассчитаться с кредитором. Дело было летом, охотников на уголь не находилось, и Алоису удалось получить колоссальную скидку.

Но тут он пренебрег советом Клары нанять грузчика, чтобы тот на своем горбу перетаскал уголь в подвал. Намекнула она и на то, что неплохо бы привлечь к этому делу Адольфа, но и этот намек Алоис проигнорировал. Ему не хотелось брать сына в напарники: он понимал, что они наверняка разругаются.

И все же слова Клары произвели на него определенное впечатление. Сторговав уголь за полцены, он предъявил продавцу еще одну претензию:

— Полагаю, вы сами занесете его ко мне в подвал.

— Ох уж эти мне богачи, — вздохнул угольщик. — Только и думают о том, как бы обвести нас, бедняков, вокруг пальца. Нет, мой господин, я не занесу вам уголь в подвал. Не занесу, потому что вы и так приобрели его за бесценок.

Так что Алоису пришлось заняться этим самому.

— Я, возможно, не так богат, как вы думаете, — сказал он угольщику. — Но я, безусловно, сильнее, чем выгляжу.

И вот Он перетаскал на себе полтонны угля от задней калитки в подвал. Два часа туда-сюда, то на самый солнцепек, то в подвал, дыша угольной пылью. Едва Алоис управился с делом, как у него кровь хлынула горлом, и он слег.

11

В те несколько недель, пока Алоис выздоравливал, Адольф не раз выслушал удивленные рассказы матери о том, как много крови вылилось у ее мужа изо рта, и, будь мальчик до конца честен сам с собою, ему пришлось бы признаться: он жалеет о том, что не присутствовал при этом.

В данном контексте я по указанию Маэстро навел Адольфа на кое-какие размышления, приведшие к выработке четкой концепции: кровь обладает магической силой, и эта сила может передаваться от одного человека к другому. Глядя на самых физически развитых и внешне привлекательных одноклассников, Адольф чувствовал покалывание в паху — такое покалывание он, как правило, ощущал и избывал в лесу. Кровь, приливающая к пенису, думал он, не просто точно такая же, но та же самая, что и у этих красавчиков.

Я, разумеется, был свободен от любых предрассудков такого рода. Я имел дело с клиентами австрийского происхождения, которые, подобно Адольфу, верили в величие немецкой крови, но точно так же сотрудничал и с правоверными иудеями, убежденными в превосходстве крови «избранного народа». Столь же легко (если даже не легче) мне работалось с евреями социалистических убеждений и с социалистами чисто немецких кровей, хотя и те и другие, будучи убежденными материалистами и вместе с тем рьяными интернационалистами, отрицали значение крови, почитая вместо нее вещи куда более эфемерные. И, разумеется, я взаимодействовал с коммунистами, которые никогда не назвали бы себя красными, не придавай они, пусть и на свой лад, особого значения крови. Мы соглашаемся с любыми верованиями, которых придерживается клиент, и работаем над их дальнейшим развитием. Самые ничтожные предрассудки могут послужить исходной точкой выработки предубеждений самого широкого спектра. Часто мы стремимся усугубить ненависть, испытываемую нашими клиентами по отношению ко всем, кто не разделяет их взглядов, и ко всему, что этим взглядам не соответствует.

12

Оправившись после кровотечения, Алоис стал тише и больше уже никогда не поднимал руки на Адольфа. Иногда, решив, что мальчик берет на себя слишком многое, отец грозил ему поркой, но ни тот ни другой уже не воспринимали такие угрозы всерьез.

На новогодней вечеринке в канун 1903 года члены «неформального клуба» позволили себе выпить больше обычного, и Алоис внезапно осознал, в каком смятенном состоянии духа пребывает. За пару недель до Нового года в местной церкви Святого Мартина начал проповедовать капуцин Юричек, причем проповеди он произносил по-чешски, что, по его расчетам, должно было способствовать сбору пожертвований на учреждение в Линце чешской школы. Кое-кто из завсегдатаев вечеринок посетовал (как позднее выяснилось, совершенно напрасно) на неизбежность в обозримом будущем полного захвата этого исконно австрийского города чехами.

Алоису стало не по себе.

— Если чехи очнутся от спячки, — сказал он, — это будет означать конец Австро-Венгерской империи. Но, — добавил он чуть ли не шепотом, — мой лучший друг — чех!