Перед походом в пивную он колебался. Местное общество едва ли придется ему по вкусу: оно наверняка не чета собутыльникам, оставшимся в Линце. Кроме того, он достаточно хорошо знал здешних крестьян, чтобы не рассчитывать на теплый прием. Ему казалось, будто он уже слышит, как они будут перешептываться у него за спиной. «Мужик, корчащий из себя миллионера», — скажут они.
Или, может быть, прямо противоположное: «Богатый бездельник, которому захотелось поиграть в мужика».
В январе, впервые приехав посмотреть на ферму, которую намеревался купить, Алоис нанес несколько визитов будущим соседям и задал им кое-какие вопросы. Они с ним не откровенничали. Другого он, впрочем, и не ждал. Ферму он мог и не купить, а вот дурными отзывами о ней, услышанными от соседей, с ее нынешним хозяином поделился бы непременно. Так что Алоису рассказывали только хорошее: землица добрая, скота немного, зато кур как грязи, свинья-рекордистка, плодовый сад, ну и, разумеется, орех — это, считай, пусть и раз в году, легкие деньги.
Алоис не снизошел до того, чтобы принять эти отзывы на веру. Равно как и до того, чтобы не поверить им. Ему понравилась ферма, ему захотелось заполучить ее. Он прекрасно понимал, что какой-то подвох тут имеется, и подвох тут, конечно же, имелся. Начать с того, что у прекрасной дойной коровы, как ее расписали, тут же обнаружились проблемы с выменем.
С этим он и пришел в фишльхамскую пивную. Тут уж ничего не поделаешь. Ему надо было расспросить об окрестных ветеринарах и, воспользовавшись болезнью скотины как поводом, разузнать кое о чем другом. Да и себя показать, чтобы его не считали удалившимся на покой городским идиотом. Так что он внимательно выслушал все, что ему настороженно поведали о ветеринарах, не услышал ни одного отзыва, на который мог бы всецело положиться, и перевел разговор на свою землю.
Услышав, что Алоис высадил картофель, крестьяне неловко переглянулись. И тут же дали ему понять, что куда предпочтительнее была бы свекла.
«Я так и планирую отвести под свеклу акр. Но не на первый год. Нельзя же все сразу».
Они покивали. Земля и работа. Да. Самая древняя парочка на всем белом свете. За двумя зайцами погонишься…
Народ в пивной собрался необщительный. Алоису пришлось битый час разглядывать голые бревенчатые стены и ерзать на грубой скамье (из нее, как назло, торчал сучок), прежде чем один из собеседников, объясняясь более чем туманно, «обмолвился», что на земле, в которую Алоис посадил картошку, можно выращивать только свеклу. Потому что в прошлом году там сеяли пшеницу. Тут они заговорили о различных сортах пшеницы, употребляя совершенно незнакомые ему термины, и понял он лишь одно: речь идет не только о прошлом годе, но и двух предшествующих. Как знать, не истощена ли почва. Этого они, правда, не сказали; они попыхивали трубками, они пили пиво, и вид у них при этом был невыразимо унылый. Хуже всего было, однако, то, что, как он понял, огорчали их не его неизбежные убытки, а то, что земле пришлось претерпеть надругательство от простофили богача, возомнившего себя земледельцем.
В пивной скверно пахло, вернее, запахло. Алоис так и не смог определить, что это за смрад смешивается с пивным духом и откуда идет. Скисшее молоко? Подсохший навоз? Куча компоста прямо за дверью?.. Сильнее всего ему не нравилось то, что здесь категорически не пахло крепким алкоголем, да и за столами не было никого хоть сколько-нибудь под мухой.
И все же вечер не прошел впустую. Алоис услышат имя пчеловода, живущего в Хафельде. Да и прогулка на обратном пути выдалась довольно приятной. Августовская луна, большая и круглая, как апельсин, сияла в небе. Наконец-то Алоиса «догнало» и выпитое пиво. Должно быть, нынче вечером все эти кварты он опроки-дыват себе в глотку только затем, чтобы захмелеть по дороге домой. На обочине он с удовольствием и не спеша помочился.
На следующее утро он, однако же, опять впал в уныние. Неудача с тремя акрами под картошку будет теперь преследовать его еще долго. Должно быть, он не соберет и половины урожая, на который рассчитывал изначально. Вчерашние собутыльники (которые теперь для него смердели тою же не пойми какой дрянью, что и вся пивная) были правы. Три года под пшеницей истощили землю. Он понимал это, извлекая из почвы то там, то здесь откровенно невзрачные клубни. К тому же у него начало покалывать в боку. И вроде бы учащенно забилось сердце. Ему показалось, будто оно ни с того ни с сего принялось рваться в мозг… Да и голова тут же разболелась.