Но Шмель ужасно не любил, когда с ним разговаривали таким тоном. Он бросил теребить жгут из соломы, опустил хвост и сразу же направился в другой конец сарая.
– Он сожрал, – с негодованием заявил Жиган. – Чтоб ему лопнуть было. И кусок-то какой здоровый…
Перепрятали все теперь повыше, заложили обломком доски и привалили кирпичом.
Потом лежали долго, рисуя заманчивые картины будущей жизни.
– В лесу ночевать возле костра хорошо…
– Темно ночью только, – с некоторым сожалением заметил Жиган.
– А что темно? У нас ружья будут…
– А если поубивают… Я, брат, не люблю, чтобы убивали…
– И я тоже, – откровенно сознался Димка. – А то что, в яме, вон как эти. – И он мотнул головой в сторону покривившегося креста, чуть-чуть вырисовывающегося из-за густых сумерек.
При этом напоминании Жиган съежился и почувствовал, что в вечернем воздухе стало вдруг как бы прохладней.
Но, желая показаться молодцом, он ответил равнодушно:
– Да, брат… А у нас была один раз штука…
И оборвался, потому что Шмель, давно улегшийся в ногах у Димки, поднял голову и, насторожившись, заворчал предостерегающе и сердито.
– Ты что? Что ты, Шмелек?.. – спросил его Димка и погладил по голове. Тот замолчал и положил голову между лап.
– Крысу чует, – почему-то шепотом заговорил Жиган и, притворно зевнув, сплюнул: – Домой надо идти, Димка.
– Сейчас пойдем. А какая у вас была штука?
Но Жигану было уже не до штуки, да кроме того то, что он собрался соврать, вылетело у него из головы.
– Ну, пойдем, – согласился Димка. Ему и самому сильно захотелось удрать вдруг подальше отсюда.
Встали… Шмель поднялся, но не пошел сразу за ними, а остановился возле соломы, тревожно заворчал снова, как будто его дразнил кто-то в темноте…
– Крысу чует! – сказал теперь Димка.
– Крысу? – каким-то подавленным голосом повторил
Жиган. – А только чего это раньше он их не чуял?
И добавил негромко.
– Холодно что-то… Давай, Димка, пойдем скорее домой…
* * *
– А большевик, что убег, где-либо подле деревни недалеко, – встретил Жиган на следующий день Димку.
– Откуда ты знаешь?
– Так, думаю. У старой Горпины рубашка дедова в тот день с плетня пропала, а меня Онуфриха сегодня за солью к ней послала – в долг чтоб полчашки… Я в сенцах слышу –
ругается шибко Горпина, и не сунулся сразу, потому, думаю, не даст еще со злости. Слушаю, а она и говорит: «И
бросил какой-то паскуда под жерди, пес ее знае, чи собак резал. Я побачила, а вона ж прорвана, хиба трошки, а то вся как есть»… А дед Захарий слушал-слушал, а потом и говорит: «О, Горпина…»
Жиган многозначительно посмотрел на вслушивающегося внимательно Димку и, только когда тот нетерпеливо занукал, начал снова:
– А дед Захарий и говорит: «О, Горпина! Да ты сховай язык покрепче. Здается мне, що не собак тут резали»… Тут я вошел в хату, а на лавке рубашка, и от нее рукав оторван вовсе, и нету его, а по всей-то ей пятна от крови большие…
И как вошел я, села на нее сей же секунд Горпина и говорит: «А подай ему, дед, с полчашки», – а сама так и не встала. Мне што, когда я все равно видел.
– Ну, а причем же тут большевик? – начал было Димка.
– Чудной ты!.. Да это не иначе, как его одежа… А далеко убежать он не мог, потому как раненый. Значит, тут где-либо.
Замолчали оба, переваривая в головах такую захватывающую новость. У Димки глаза прищурились, уставившись неподвижно в одну точку, а у Жигана заблестели и забегали юрко по сторонам.
И сказал Димка, подумав:
– Вот что, Жиган, молчи лучше и ты. Много и так поубивали у нас красных возле деревни, и все поодиночке.
И пообещал Жиган молчать…
Сегодня вечером должны были окончательно закончиться сборы – завтра на рассвете нужно пуститься в путь.
Весь день провел Димка как в лихорадке, разбил нечаянно блюдечко, наступил на хвост Шмелю и в довершение всего чуть не сбил с ног бабку, вышибив у нее из рук крынку с молоком, за что получил от Головня хорошую оплеуху. Но не опечалился на этот раз особенно, а только подумал с досадой: «Кабы за раз настукать, сколько меня ж все это время, так, кажись, не только сам Головень, а бык сдох бы. Дезертир чертов… Мало что дезертир, бандит еще. Откуда он с винтовкой в тот день вернулся?»
* * *
А время шло час за часом. Прошел полдень, обед, наступал вечер. Было решено пробраться в огород и, спрятавшись за бузиной, густо разросшейся в углу, выжидать наиболее благоприятный момент для похищения котелка.
Димка и раньше прятался там часто, но то бывало как-то просто и неинтересно… А сегодня даже дух захватывало.
Засели они рановато, и долго еще через двор проходил то один, то другой. Наконец прошел в хату Головень, позвали Топа.
На крыльцо вышла мать и, оглядевшись по сторонам, закричала:
– Димка, Дим-ка!.. Где ты, паршивец, делся?
«Ужинать!» – догадался Димка, но откликнуться, конечно, даже и не подумал.
Мать постояла на крыльце еще немного, потом выругалась и ушла. На дворе стало темно. Подождали минут пять…
– Идем, Жиган!
Крадучись, вышли, или, вернее, выползли.
Возле деревянной стенки чулана остановились.