На лесных полянах отводятся сенокосы для лесников. Это по закону. Как правило, каждый работник лесничества держит домашнюю скотину: коров, свиней, некоторые - овец. Кормов, во всяком случае сена, - достаточно. Афанасий Васильевич когда-то тоже держал корову, когда жива была жена. А затем продал: ни к чему она стала одинокому леснику. А сенокос свой имел, ведь у него была лошадь. Рожновская делянка сенокоса - постоянная, раз и навсегда облюбованная им самим и закрепленная приказом лесничего, лежала возле так называемого Белого пруда, в стороне от людных мест и недалеко от дома лесника. Пруд был небольшой, круглый, метров сто в диаметре, обсажен двумя рядами кедров и берез. Когда-то, еще в прошлом веке, там был монастырь, выкопали этот пруд монахи, дно выложили белым известняком, оттого и назвали пруд Белым. Монастырь давным-давно был закрыт, от здания не осталось и следа, но пруд с кедрами и березами сохранился. Правда, названию своему он уже не соответствовал, так как белокаменное дно затянуло илом, берега с трех сторон поросли лилиями, осокой и камышом, из шестидесяти кедров только восемь были здоровы и невредимы, остальные болели, и ни один из них не плодоносил. Зато березы, старые, согнувшиеся под тяжестью лет, тянулись своими длинными косами к бирюзовой воде, точно хотели умыться и утолить жажду.
Этот тихий, уединенный уголок любил Афанасий Васильевич, любил посидеть под березой на высоком обрыве, смотреть в задумчивую бездонь воды, а в былые годы знойной порой искупаться в чистой бодрящей прохладной воде. Свою привязанность к этому уголку он передал Ярославу, который неожиданно обнаружил, что Белый пруд поэтичней и красивей даже Синей поляны и большого озера и что вообще в здешних краях это самое заповедное место. По одну сторону от пруда лежала ровная поляна - рожновский сенокос, - окруженная кудрявым лиственным подлеском, а по другую сторону, где когда-то стоял монастырь, на полкилометра покато бежал вниз зеленый ковер питомника и круто упирался в беломраморную стену старой березовой рощи.
После недели теплых грибных дождей установилась хорошая погода - как раз пора сенокоса. Накануне днем Афанасий Васильевич отбивал косы, а наутро, когда над вершинами деревьев дрогнул первый луч и обильная роса густо пала на буйные травы. Рожнов и Серегин с косами пришли на свою делянку к Белому пруду. Ярослав впервые держал косу в руках, если не считать вчерашней пробы вдоль забора, когда старик показывал ему технику этого нехитрого, но и нелегкого труда.
Пруд сонно дымился голубоватой дымкой, березы и кедры над ним нежились в сладкой утренней дреме, на свинцово-изумрудной росе отчетливо виднелся торопливый след раннего грибника, да где-то за питомником в березовой роще заканчивала свои последние песни иволга. На земле еще лежали покой и прохлада, а в небе, синем, глубоком и чистом, не виделось, не слышалось, а скорее чувствовалось какое-то игристое оживление, точно гигантских, космических размеров оркестр настраивал свои инструменты, перед тем как взмахнет дирижерская палочка. Трава, сочная и густая, усыпанная бриллиантами росы, стояла выпрямившись, с горделивой невозмутимостью и торжественно ждала, точно чувствовала свой последний час.
Афанасий Васильевич сбросил пиджак и кепку, погрузил косу в траву, поплевал на руки и со словами: "Что ж, начнем" - сделал первый ловкий взмах.
Трудно было Ярославу тягаться со стариком, но и отставать как-то неловко. И он старался изо всех сил. Через час сделали небольшой отдых. Ярослав сбросил майку. Потом снова свистели, передразнивая друг друга, косы. И опять отдых. Ярослав хотел окунуться в пруду, старик запротестовал: опасно, мол, ты запалился. Проработав три часа, старик сказал: "На сегодня шабаш" - и начал разбивать покосы. Ярослав с облегчением стал делать то же самое. Только сейчас он почувствовал сильную усталость, болели руки, ныла спина. И все-таки было приятно: отличная зарядка. Вот теперь можно было окунуться. Но старик опять за свое:
- А может, погодишь? Пойдем позавтракаем, обсохнешь маленько. А когда вернемся сено ворошить - тогда искупаешься, в самый раз будет.
"Может, старик и прав", - подумал Ярослав и сказал:
- Хорошо, будь по-вашему, только сено ворошить я один приду. Вдвоем тут делать нечего.
- Ладно, небось управишься, - согласился старик. - А завтра и остальное доконаем.