Лесные тайны

В вольере жили три лисы, две куницы, четыре белки и пять беляков. По двору ходил приятель деда, питомец Алеши — лосенок, а в живом уголке так много стало птиц, что девочки все настойчивее просили Сергея Васильевича выстроить для них особое помещение.

Григорий Ефимович, сократив до одного дня в неделю свои уроки в школе, все остальное время проводил в лесу. Но и вдвоем с Василием Кирилловичем они не в силах были справляться с работой в питомниках и поэтому установили постоянные, сменные дежурства. Юннатская машина каждый день после обеда привозила трех мальчиков и двух девочек, а вечером увозила их обратно в поселок. Алеша же больше жил на кордоне. Ни уговоры матери, ни страхи Ефросиньи Дмитриевны не удерживали его дома. Он приезжал с машиной, ночевал, а утром, затемно, чтобы поспеть к школьным занятиям, тридцать километров бежал на лыжах.

— Не приведи господь, на волков нарвешься али рысь наскочит! Ну, куда ты в темень эдакую, голова бесшабашная, пускаешься? — ахала Ефросинья Дмитриевна.

Но Василию Кирилловичу очень нравилась храбрость мальчика, и он поощрительно бубнил, успокаивая Фросю:

— Волков тут не слышно. А пробежаться — эка невидаль. Не бог весть, какой путь. Чего тут! Валяй, валяй, Алешка, нажимай!

Алеша надевал через голову на спину заряженную нолевкой двустволку, с которой не расставался с того времени, как убил из нее беляка и дедушка разрешил ему с ней ходить.

— Я, бабушка, с ружьем ничего не боюсь, — утешал ее Алеша и, напутствуемый приказаниями никуда с дороги не сворачивать, ни на какой след не обращать внимания, скользил по наезженной лыжне за ворота.

9

Еще лежал глубокий снег и без лыж невозможно было сунуться в лес, еще держались морозные зори и нет-нет да засыпал дорогу вихревым наметом злой поземок, но уже по-другому суетились воробьи, нахохливались скромные, серенькие самочки-снегири и певуче посвистывали им самцы, выпячивая акварельно-розовые грудки. В дневном угреве солнца, в темнеющих венчиках вокруг стволов, в грязноватом отливе осевшего снега и в суматошной галочьей возне чувствовалось приближение весны.

Алеша за зиму заметно подрос и окреп. Было у него в лесу свое укромное местечко, откуда по выходным дням с утра до вечера с пытливым упорством исследователя наблюдал он жизнь природы. Под вековой елью, где нижняя широченная лапа, грузно придавленная снегом, изогнулась до земли, образовав уютный шатер из хвои и снега, Алексей просиживал часами. Было так интересно наблюдать, что происходило на ближайших деревьях и на снегу, что сплошь да рядом он вспоминал о доме, когда предвечерняя сумеречная мгла уже прятала от глаз стройные сосны и густые ели.

Из своего шатра, незаметный для птиц и зверей, он наблюдал за их таинственной веселой и жестокой жизнью. Он видел, как золотистая ласка, неслышно карабкаясь по стволу, подкрадывается к труженику дятлу; видел, как белка грациозно держит двумя лапками шишку и, юрко вертя головкой, ловко ее шелушит; видел, как стайка снегирей, взметывая с ветвей снег, затевает веселую брачную суету.

Однажды рядом с шатром на голый обломанный сук сосны уселся глухарь. Гордо подняв голову с изогнутым клювом, он застыл как изваяние. Вдруг послышался ломкий хруст. Глухарь сторожко огляделся и, шевельнув крыльями, пружинно опустился на твердые лапы, готовясь к взлету. Минуту он напряженно слушал, то наклоняя, то поворачивая голову, затем, сильно оттолкнувшись, сорвался вниз и, шумно хлопая крыльями, полетел между стволами — с соседних ветвей посыпался снежный порошок. В тот же миг из-за ствола показалась хищная мордочка куницы.

Алешины наблюдения заинтересовали всех. Василий Кириллович посоветовал и другим ребятам заняться тем же.

— Чего сам своим глазом увидишь — лучше всяких описаний в книге запомнится, — вразумлял он.

Вскоре в обходе Василия Кирилловича создались восемнадцать постов наблюдения. На постах устроили скамеечки с крошечными столиками. Поблизости приладили кормушки, у которых целый день шла суета и драка.

Вечерами, после ужина, ребята читали вслух свои записи. Как-то, слушая их, Сергей предложил послать дневники ребят с пояснениями Григория Ефимовича в академию.

А между тем наступила пора влажных, мягких ветров.

Снег стал грязно-пористый. В глубоких просовах на дорогах скапливалась ржавая вода. Вокруг стволов в венчиках показалась летошняя трава. С карнизов, сочно булькая, падала веселая капель. Лес шумел, гудел неумолчным весенним гудом, а над ним торопились рваные, кудлатые облака. Воробьи неугомонно справляли свои свадьбы. Кричали галки. Не сегодня-завтра ожидали грачей. Снегири готовились к отлету. Солнце, вырываясь из-за туч, так ослепительно сияло, что все сверкало и играло в его пронизывающем свете.

Юннаты встречали прилетных птиц: строили кормушки, прилаживали к шестам и деревьям скворечники, очищали площадки для отдыха. Старшие затемно отправлялись на тока, терпеливо, до солнца наблюдали ярые поединки косачей.

Стрелять дед запрещал.