Лесные тайны

— Закончит десятилетку — в институт пойдет, — хвастливо высказывала Ефросинья Дмитриевна свои материнские чаяния редким гостям-лесорубам.

Василий молчал, но и он лелеял это невысказанное желание. Почему-то представляя Сергея в будущем обязательно таким, каким был инженер лесхоза Аркадий Георгиевич Демин, Василий невольно относился к сыну с незаметной для себя и неуловимой для окружающих почтительностью.

А Сергей каждую весну после экзаменов приезжал домой и все лето с зари до зари, нередко и ночами, пропадал в лесу, в болотах, на заросших камышом озерках.

И каждый раз обеспокоенная и любящая Фрося встречала его сердитым выговором:

— И где ты, непутевый, шатаешься? Всю душеньку мою извел, неуемный!

Сергей смеялся, высыпал из мешка рыбу и, присев на корточки, хвастался:

— Гляди, какая!

Она опускалась с ним рядом, хотела поцеловать в смуглую, покрытую белесым пушком шею, но сдерживалась и строго выговаривала, перебирая жирных лещей и серебристую плотву:

— Сколько ты мне крови иссушил, нерадивый, — ни одна рыба того не стоит. Отодрать тебя надо! Беспременно отодрать!

Сергей вскакивал, поднимал мать на руки и хохотал:

— Это меня-то, такого-то, отодрать?

Отец, стоя на крыльце, щурил смеющиеся глаза и прятал в заросли волос улыбку, но говорил назидательно строго:

— Ты чтой-то, дурак, нашел с кем баловать. А ну, мать, хлобысни его по роже как следует!

Сергей бережно опускал мать на землю. Она целовала его разгоряченные щеки и, поправляя сбившуюся косынку, смеялась:

— Сила-то в ём, Вась, как у тебя — медвежья!

Хорошо, душа в душу, жила семья Василия Кирилловича.

Радость вошла в их дом неожиданно, еще в ту пору, когда Фрося грудью кормила Петра, и с тех пор лесовая жизнь так и потекла неомраченной.

Стояли последние дни сентября. Накануне приехал Аркадий Георгиевич. По обыкновению пошутив над завидным здоровьем Фроси, развернул план леса и, рассматривая зеленые нумерованные квадраты, пометил красным карандашом предстоящий повал.

— Завтра, Василий Кириллович, ты заклейми в сорок третьем квартале сотенку деревьев. Вот этот, соседний, сорок второй, мы отводим под сплошную рубку.

Подробно рассказав, для какой цели нужны отборные деревья, Аркадий Георгиевич заторопился в лесничество.

На другое утро, плотно закусив жареной картошкой с салом, выпив вместо чая полкрынки холодного вечерошнего густого молока, Василий собрался на весь день идти клеймить деревья для повала.

— Я тоже с тобой пойду, — запросилась Фрося. — Уж больно там ягода хороша.

Сорок второй и сорок третий кварталы славились крупной, сочной брусникой.

Василий было возразил, что и путь не близкий, и комар еще в лесу не пропал, и Петяшка замается, но Фрося так произнесла: «Неужто не возьмешь?», что он тут же согласился.

Василий Кириллович неторопливо шагал привычным к долгой ходьбе размеренным крупным шагом. За спиной висела двустволка. За старый солдатский ремень засунул топор, в руках нес сумку с продуктами и молоток-клеймо.

Фрося семенила за ним частой, неустающей походкой. Она несла на холстинной перевязи у груди сына и на полотенце через плечо берестяную кошелку для ягод.

Для легкости и удобства она обулась в свежие лапти, отчего ноги в холстяных обмотках казались ошкуренными чурбашками.

Выдался один из тех сентябрьских дней, когда в воздухе еще живет тепло неушедшего лета, но в прохладе утра уже чувствуется близость осени.

Сорок третий квартал начинался от старой порубки, заросшей малинником и березовым молодняком. По просеке между порубкой и сорок третьим кварталом корабельной сосны рдела на мшистых кочках сочная брусника.

Василий любовался каждым выбранным деревом, оценивающе осматривал его могучий, ровный ствол, увенчанный густой округлой кроной. Деревья требовались отборные, с сучками не ближе полутора-двух метров друг от друга.

— На экспорт! — предупредил Аркадий Георгиевич. — По особому заказу!

Стесав кору до блестящей соковой заболони, на которой сразу выступали янтарные смоляные капли, он, сильно размахнувшись, выбивал молотком клеймо.

Фрося перепеленала и накормила сына. Подстелив ватник и прикрыв лицо ребенка от комаров марлевым лоскутом, она удобно устроила его в тени малинового куста.

Зная, что Василий недалеко, Фрося увлеченно собирала ягоды, незаметно, шаг за шагом отдаляясь от спящего сына. Пригоршней стягивая ягоды с крепких упругих стеблей, она, не разгибаясь, швыряла их в лукошко.

Сначала Василий слышал ее негромкое пение. Тоже увлеченный работой, он незаметно углублялся в лес. Через некоторое время он уже не слышал Фросиного голоса — его окружила привычная лесная тишина. Но он знал, что Фрося недалеко на просеке, и продолжал спокойно отбирать деревья.

Вдруг истошный вопль нарушил тишину. Мгновенно прекратив работу, по-молодому стремительно Василий побежал к просеке. Он выскочил на прогал в тот момент, когда медведь, потешно вскидывая темно-бурым толстым задом, мчался к старому березняку.