Лесные твари

Кусочков было много. Образ будущего существа нарисовали предварительно на бумаге, споря при этом до хрипоты. Кикимора вел себя безобразно: торговался, как баба на базаре, выклянчивая себе рога, и хобот, и ядовитое жало, и жабры, и непробиваемую алмазную чешую. Дема называл его кретином, орал, что для такого безмозглого идиота, как Кикимора, самое подходящее тело – чучело шакала без головы. Но в конечном счете стали работать с тем, что удалось достать. Наводку дал Демид. В университете, на биофаке, имелось немало не до конца препарированных запчастей разных животных, замоченных в ваннах с формалином. Антонов съездил и конфисковал нужное их количество именем какого-то таинственного закона. И теперь в морге дышать нечем было от формалинового, разъедающего все и вся запаха.

– Слышь, Дем, а они работать-то будут? – Кикимора ткнул пальцем в неопределенной формы части чьего-то нечеловеческого тела, отмокавшие в большом тазу.

– Должны, – прогундосил Демид через респиратор. – Отмочим хорошенько. Формалин будет вытеснен водой. Это самые свежие органы, какие только удалось достать. Не красть же нам живого медведя из зоопарка?

– А че? – Кикимора оживился. – Может, украдем?

– Иди, кради, я не против. В дело пойдет. Только обязательно живого сюда приведи. Объясни мишке косолапому, что для хорошего дела он надобен. И быстренько. Часа через три уже все готово будет.

– Что? Уже через три часа? И одному мне идти?

– А как же? Ты у нас один тут без дела болтаешься.

– Да… – Кикимора задумался, поскреб в затылке. – Ладно, без медведя обойдемся. А крылья?

– Отвянь.

– Ты обещал!

– Отвянь!

– Вот так вот! – Кикимора поднял руки к небесам. – Друзья, называются! Жмоты! Человек ради них на смерть, можно сказать, идет, а им пары клешней ядовитых жалко! Не, в натуре, с кем я связался? Дем, ну хочешь, я тебе бабки заплачу за эти крылья? По пять тыщ баксов за крыло. Только ты мне четыре крыла сделаешь.

– Мы тебя всего крыльями увешаем, – произнес Демид, уставившись на Кикимору круглыми от бешенства глазами. – И на член тебе титановые подкрылки поставим. А насчет денег, кстати, ты вовремя вспомнил. Деньги тебе больше не понадобятся, брат. Ты адресочек черкни, где их найти. У тебя, наверное, много бабок скопилось за жизнь твою праведную. Теперича они на святое дело пойдут. Деньги всегда нужны.

Кикимора нахохлился и молча отполз в угол. А Демид снова уткнулся в то, что они с Антоновым старательно сшивали на столе уже второй день.

***

– Все, готово!

Они стояли вокруг стола, и сами не верили в то, что им удалось создать такое. И в то, что такое может ожить, тоже не верилось.

– Кикимора, теперь твоя очередь, – сказал Демид. – Пора переселяться. Как ты будешь это делать?

– Заклинание прочту. Счас прямо. Ах ты, елки-моталки… – Кикимора съежился. – Страшно-то так! Вдруг не получится? И помолиться-то некому. Нелеригиозный я. Перекреститься, может?

– Не стоит, ты же нечистая сила. Сгоришь еще, чего доброго.

– Ладно, поехали…

Кикимора махнул рукой и начал бормотать странные, нечеловеческие слова. Демид и Антонов стояли, переминались с ноги на ногу. Чувствовали они себя тоже не лучшим образом. Все было как-то не так. Слишком поспешно. Не торжественно и жутко.

– Ты осциллограф подключил? – тихо спросил Демид. – ЭКГ в порядке?

– Все подключено. – Антонов загодя увешал сварганенное тело датчиками и проводами, должными показать появление жизни в новом организме. – Ты не волнуйся, Дем. Дефибриллятор у нас есть. Если что – шарахнем в сердце, оживет как миленький.

– Все, – сказал Кикимора сиплым голосом. – Все, ребятки, пора. Теперя пустячок остался – убить меня надоть.

– Как – убить?

– А так! Обнакновенно. Убить и сердце осиновым колом проткнуть. А то тело сие мою душу не отпустит.

– Кто ж тебя убивать должен? – напряженно спросил Демид.

– Как кто? – удивился Кикимора. – Ты.

– Я не могу. Людей убивать не могу.

– Ах да, – Кикимора махнул рукой. – Ты же кимвер, человеков убивать права не имеешь. Да только какая разница? Я ведь не человек! Я – дух болотный.

– Для меня ты – человек.

– Тогда ты, Валера. Сделай доброе дело. Пушка у тебя ведь есть? Пальни в голову. Только так, чтоб быстро, чтоб не больно было.

– Что ж ты не сказал, братишка, что тебя убивать придется? – Антонов стоял бледный, еле шевелил губами. – Что ты раньше молчал? Мы бы всего этого дела не затеяли. Неужто мы можем своего стрелять? Как жить-то после этого будем?

– А-а!!! – Кикимора злобно рванул на себе рубаху, обнажая впалую грудь, всю расписанную блатными татуировками. – Бляха-муха! Нежные какие попались! Смертное убойство они причинять не могут! Говны! Братья еще называются!

Это были его последние слова. Он схватил скальпель, лежащий на подносе, и воткнул его себе в шею, прямо в сонную артерию. Демид и Антонов стояли и остолбенело смотрели, как Федор Шагаров вспарывает себе горло. Кикимора свалился на колени и посмотрел на них мутным, ускользающим взглядом. Из перерезанной глотки его хлынула кровь. Он упал на спину, дернулся в последней конвульсии и затих.

– Осиновый кол есть? – шепотом спросил Антонов.