Коряво делалось. Порою Валерию хотелось резко развернуться, пойти навстречу "топтуну", который уныло шлепал за ним вот уже километр по пустынной улице. Предложить ему, прячущему глаза парню, сигаретку. Покурить вдвоем. Сказать: "Слушай, сынок. Ты это, иди домой. Чего зря время теряешь? Сегодня ничего интересного не будет. Когда соберусь вокзал взрывать, я тебя позову". Но вот как раз этого-то делать и нельзя было. То, что за Антоновым следили глупо и назойливо, говорило только об одном: они еще не знали, что он действительно до сих пор был связан с Демидом Коробовым. И ему нужно было играть в эту игру. Хорошо играть. Показывать, что он, мол, знает, что его пасут, но ничего против этого не имеет, потому что скрывать ему, собственно говоря, нечего. И, главное – уходя от "наружки", делать так, чтобы никто не догадался, что он скрылся специально. Это должно выглядеть, как нечаянная потеря "хвоста".
Такая откровенная лажа была противна. Но Антонов был профессионалом. В жизни ему приходилось заниматься не только военной медициной и посмертной экспертизой. Жизнь научила его многому. Профессионал Антонов привык работать тщательно. И сейчас он вел себя аккуратно, даже щепетильно, рассчитывая каждый шаг.
Коробов, конечно, профессионалом не был. Дема Коробов вообще вел себя нагло, глупо и необдуманно. Взбаламутил весь город, разъезжая на машине по городу со своим корешем, вором-рецидивистом Шагаровым. Нашел тоже, кого взять в приятели! Другой бы на его месте давно уже засыпался. Но Деме везло. Отчаянно как-то везло, супротив всех законов жизни и логики. Словно кто-то
Антонов очень надеялся, что сегодня Коробов не пришлепает на встречу собственной персоной. Демид вполне мог отчебучить такое. Ну да, конечно, почему бы и нет, если у тебя заступники там, в ангельском охранном агентстве? Вот у Антонова таких связей на небесах не было. Ему вообще не светило попасть на небеса – он был атеистом. И везучим назвать себя никак не мог – все, чего добивался он в своей жизни, давалось ему потом и кровью.
Да нет, не был он тупым. Просто судьба у него была такая тугая – черная, твердая и потертая, как старая автомобильная покрышка.
Сегодня Антонов отработал мастерски. От хвоста отцепился грамотно, непринужденно, так, что даже специалист по "наружке" не смог бы утверждать, что это было сделано нарочно. Мало ли кто не смог влезть в битком набитый автобус? И теперь Антонов сидел в пельменной и ел. Время подходило к шести часам вечера. Валерий всегда появлялся в условленном месте заранее – не помешает оглядеться. Он обмакивал пельменину в сметану, отправлял в рот и медленно жевал. Неплохо, совсем неплохо… Антонов любил пельмени. Хотя, конечно, это и близко не стояло с теми пельменями, которые готовила его жена. Бывшая…
Антонов вздохнул.
– У вас свободно, можно присесть?
Девочка с подносом. Тоненькая, бледная как привидение, без малейшего следа летнего загара. Короткие темные волосы. Внешность не совсем русская – то ли чувашка, то ли марийка. Но красивая, ничего не скажешь. В каждом ухе – по три маленьких серебряных колечка. Это модно сейчас так. Ладно, хоть губу себе не проколола, или нос. Моды нынче – как у папуасов.
– Садитесь, – сказал Антонов.
Конечно, он узнал ее. Прохорова Елена. Видел пару раз фотографии в газетах. Тоже, небось, какой-нибудь ангел к ней приставлен, если шляется так свободно по городу. Дети малые…
– Ты не тут должна сидеть, – произнес он, вытирая салфеточкой сметану с усов. – Вон там, за тем столиком у окна ты должна сидеть. В компании двух господ в шляпах.
– Почему? – Девушка подняла на него большие зеленые глаза и сердце Антонова захолонуло от жалости. Боль была в этих глазах. Доченька бедная… Угораздило тебя попасть в такую бучу…
– "Семнадцать мгновений весны", – сказал Антонов. – Штирлиц со своей женой там встречался. В ресторане. Не смотрела такое кино?
– Нет. Не помню. – Девушка пыталась жевать пельменину, но видно было, что есть ей совсем не хочется. – Давайте я вам адрес скажу и уйду. По-моему, за мной кто-то шел. Мне уходить нужно скорее.
– Плохо, – Антонов наморщил лоб. – Адрес ты мне скажи. И иди. И не бойся ничего, я прослежу, чтобы все было в порядке.
– Не надо. Я сама справлюсь. Нельзя, чтобы про вас узнали…
– Это моя забота. Лена. С тобой все в порядке? Ты выглядишь очень больной.
– Мне плохо, – сказала Лека. – Мне все время плохо.
– Может быть, тебе врач нужен?
– Тут уже ничего не сделаешь, – сказала Лека.
И улыбнулась через силу.
Совещание большой тройки происходило на кухне. А Лека? А что Лека? Она опять спала. Она предпочитала проводить сейчас большую часть жизни во сне. По крайней мере, это было лучше ее трехдневного безумного висения на березе.
– Здесь – все наши основные силы, – сказал Демид. – Лека, увы, не боец. Она не в форме.