– Хотелось, конечно, – Кикимора грустно вздохнул. – Там я, вроде, как на своем месте был. Ты не подумай, что там, в лесу, жизнь совсем скучная. Лесные создания – они ведь не звери, друг дружку не жрут. Они Создателем поставлены, вроде бы как, чтобы за природой следить, порядок поддерживать. И ведь ты не представляешь, Дема, какая благодать-то в лесе бывает, к утру к примеру, когда роса выпадет. Ползешь себе по болоту, вокруг сыро, хорошо. Пузыречки булькают, лягушки квакают, комары звенят… Красота и эта, как ее там… гармония. И ты над всем этим хозяин.
– Так чего ж ты не вернешься?
– Как – вернешься? В этом теле? – Кикимора повертел перед собой руками, разглядывая их с тоской и даже некоторым презрением. – Это ж человеческое тело, слабое. В болоте долго не проживет, заболеет и сдохнет. Куда мне тогда деваться? Нет уж, видать, судьба мне такая злосчастная – человеком горе мыкать.
– А как ты выглядел, когда был настоящей Шишиморой?
– Ну так… – Кикимора замялся. – Тебе бы не понравилось. У людей свое понятие о красоте.
– Ты один только такой на свете – лесной дух в человеческом обличье?
– Ну да что ты! Бывает такое, бывает. Раньше-то, лет пятьсот назад, когда на Лесных люди охотились, как на дьяволово племя, такое частенько случалось. Историю почитай – там много рассказов, как бесы в человеков вселялись. Только тогда с такими людями не церемонились, сжигали к чертовой матери. А теперича нас, Лесных, мало осталось. И переселяться в человеков особо некому. Да и надобности-то нет.
– Лека, – сказал Демид. – Вот что действительно интересно. Моя девочка Лека. Она – паранорм. Способности ее выходят за рамки обычного, но справиться она с ними категорически не может. Лека немало напортачила в своей жизни. Может быть, тоже уже сидела бы в тюрьме, или погибла даже, если б я не взял ее под жесткий контроль. И еще: в последнее время она находится в постоянной депрессии. Это можно назвать даже раздвоением личности. В лес ее тянет. В лес. Подумать только…
– Правду хочешь? – Кикимора внимательно глядел на Демида, серьезен был необычно. – Не боишься, что правда тебе не понравится? Я ведь вижу, что любишь ты Леку. Может, лучше и не знать тебе ничего?
– Правды не существует, – сказал Демид. – Правда – понятие расплывчатое, искаженное эмоциями. Правда – она для каждого своя. Поэтому хрен с ней, с правдой. Для меня существует информация. И я уже ее знаю. Я собрал факты и сделал для себя вывод. Я уже владею информацией, Кикимора. Мне только нужно, чтобы ты подтвердил или опроверг ее.
– Подтверждаю. – Кикимора выглядел виновато, словно предавал своего лучшего друга. – Лека – не человек. Она Лесная.
– Подожди! – Демид отчаянно махнул рукой, голос его сорвался на сип. – Скажи мне, брат, есть у меня хоть малый шанс?
– Нет шанса. – Кикимора опустил голову. – Она уйдет от тебя, иначе погибнет. Она такая же как я. Тело у нее человечье, но душа с человеком мало чего общего имеет. Ее зовут Хаас Лекаэ, Белая Девушка, хозяйка березовой рощи. По-вашему она – дриада.
– Что-то здесь не так. – Дема лихорадочно налил себе полстакана водки, выпил без закуски, даже не сморщился, не брала его сегодня водка. – Она ведь совсем не такая, как ты. Она ведь настоящий человек, моя Лека.
– Дак ведь и Белая Девушка – совсем не то что я, шишимора болотная, злобная и зубастая. Белая Девушка – существо благородное и доброе до невозможности. Через эту доброту она и пострадала. Пришла малая девочка Ленка в лес, да и убилась в грозу до смерти. Захотела ее Лекаэ спасти, и прыгнула в нее. Да так и осталась там, в плену тела человеческого. Обратный путь-то из человека совсем не прост. К тому же девочка Лена тогда совсем маленькой была. Выправилась быстро, воспитали ее, как человека обнакновенного. Но только душа ее все равно не человеческая. Тоскует она, домой просится. Вот так-то, друг мой ситный…
– Вернется она когда-нибудь, как ты думаешь? – Дема подпер голову, смотрел грустно. Тоскливо ему было – хоть в петлю лезь.
– Не знаю, – Кикимора хлюпнул носом. – Ей ведь препятствиев меньше, чем мне. Тело ей менять обратно не нужно, у дриад и так тело почти что человеческое. Уйдет в свою рощу, и поминай как звали. Может, даже возненавидит людей – за то, что ей перенести пришлось.
– Что с ней сейчас творится?
– Мысли ее затуманены, не отдает она себе отчета ни в чем. Как во сне живет – видишь, спит целыми днями. Лесные-то ей всей правды не сказали. Не успели. Карх на них напал.
– Ясно. – Демид встал и пошатнулся, едва не свалился. То ли поздно уже слишком было, то ли водка проклятая все-таки забрала. – В-все, К-кикимора. Спать я пошел. А то у меня мозги уже всмятку…
– Иди.
Кикимора махнул рукой. И остался на кухне – сидеть, подперев голову рукой, жизнь свою непутевую вспоминать. Спать ему не хотелось.
Кикимора был ночной тварью.
ГЛАВА 30
Что больше всего раздражало Антонова – то, что его пасли. Вели за ним наблюдение. И даже не то раздражало, что пасли, это-то, уж было само собой разумеющимся, с учетом сложившейся ситуации, а то, как это делалось.