Лесные твари

Однако два крестьянина, бывшие тогда с Федькой Шагаровым, а именно Яшка Накузин и Исай Сергеев Поленов, кузнец, утверждают нижеследующее. Что когда Федька пришедши на болото оное, то стал выкрикивать всякие наговоры против чертей и всяких зловредных нечистей, которые заговоры, якобы, оных приманивают и нечестивой силы лишают. И оный дух, видом зело страшен, из лесу вышедши и совершенно заворожен был. А Федька его своим дрыном проткнул и святою водой набрызжил. Дух тогда этот воскричал гласом великим, и издох, и в воздухе как бы сам собою исчез. А Федька Шагаров после этого вдруг оземь упал и отдал Богу душу.

Двое эти крестьяны принесли Федьку домой. Родственники почившего сокрушались зело однако делать нечего было, решили хоронить на третий день как положено. И понесли уже на погост. Когда же отец Аврамий, батюшка местный, над ним стал обряд свершать, оный Федька вдруг совершенно ожил, из гроба восстал аки оборотень, и на того священника с кулаками набросился. И побои немалые причинил отцу Аврамию, и другим иже с ним, крича, что мол хотели недруги его в землю живым закопать. По причине полной необычности сего события сельчане растеряны были и полицию не вызывали, благодаря чего документа сему поттверждающаго не осталось.

За достоверность сего разсказа ручаться не могу, а только можете судить из сего, насколько в нашем народе сильно укреплены суеверия во всякаго рода оборотней и шишиморей.

Однако события что воспоследовали за этим, смею сказать, являются прямою принадлежностью полицейскаго предмета. Ибо характер прежде богобоязненнаго Федьки Шагарова совершенно изменился. Учал он творить всякия безобразия, и в церкву перестал ходить, напротив, стал богохульником совершенно неприличным. Жители же деревеньки долгое время ему прощали, говоря, что Федька избавил их от шишиморы болотной и потому как бы не в своем уме. Меж тем оный Федька Шагаров вовсе не отличался скудостью мышления, напротив, проявил себя хитростью необычайнаю и изворотливостью в деянии своих противузаконных проступков.

Сговорившись с подобными себе тремя лицами преступнаго толка, Шагаров сколотил разбойную ватагу и учал совершать налеты на лавки местных купцов, а скоро и добродетельныя обыватели села Лыскова, что на другом берегу Волги, такоже стали страдать от его злостных деяний. При этом Федька совершенно не знал никакой доброты и совести, и действовал самым жестоким образом, при этом надсмехаясь и над полицией, говоря, что полиция у нас на печи лежит и пятки себе чешет. Три дни назад, апрели четырнатцатаго, ворвался он со своими людишками конно и оружно в Лысково, и починил погром большой, и лавки ограбили крестьян Охлопкова и Евлампьева, и въехали в улицу, стреляя из своих оружий, и по дворам и хоромам стреляли ж, и убили до смерти крестьянина Тришку Баранова за то, что оный перечить им стал. При этом тако же сей Федька хвалился, что не человек он больше, и что переселился в него дух шишиморы убитой, а потому ни пуле ни сабле он более не доступен. И велел себя величать отныне Шишиморой.

Ваше Благородие! Прошу отрядить мне десять конных стражников, а либо драгун для поимки онаго злостнаго преступника Федьки Шагарова Шишиморы и водворения его в острог. Необходимость в этом настоятельная совершенно очевидна…"

***

– Так-так, – произнес Демид и положил листок на стол. – Вот, значит, с кем я связался. Преступник злостный. Ну и как, поймали тебя тогда?

– Поймали. – Кикимора оскалил острые свои зубки. – В два счета поймали. Молодой я тогда был, глупый. И пошел я в каторгу. Да только пережил я всех этих… А бумажку энтую, которую ты сейчас читал, я в семнадцатом году выловил, когда архивы полицейские громили. Так, просто антиресно было про себя почитать. Там про меня такая папка пухлая была – куда там остальным!

– Так кто же ты все таки? Человек или бес?

– Кикимора я! – заявил Кикимора. – Кикимора самая что ни на есть чистая. Тварь лесная. Этот-то Федька Шагаров убил меня, стервец! Да только и я дух из него вышиб. Батюшка мой, старый морок болотный, не одну тысячу лет жил. Он искусен был во всякого рода волшебствах. Он меня этому заклинанию и научил. Вышиб я душу федькину на тот свет, да и занял его тело! Мое-то уже ни на что не годилось. Это ж надо – осиновым колом его проткнул, сволочь такая!

– Ну, и как тебе?

– Что?

– Человеком-то жить?

– Да как тебе сказать? – Кикимора поскреб пятерней в затылке. – Оно, конечно, веселее, чем в болоте обитаться. Да только, вишь ты, из людей меня тоже никто своим не считает. Всяк, кто рожу мою в первый раз увидит, норовит перекреститься. И человек я лихой получился, не могу по приличным законам жить. И пытался ведь, да только ничего у меня не получается – душа-то болотная! Так и жить мне, видать, век в изгоях.

– А обратно вернуться в лес никогда не хотелось?