Лесные твари

– Ничего себе! – один из конвойных присвистнул. – Да тут целая лаборатория!

Да, конечно, подвалом это можно было назвать с натяжкой. Целый подземный этаж. Они спустились по лестнице – прочной и широкой, даже с перилами, и остановились перед мощной металлической дверью.

Дверь была приоткрыта.

– Ну, что вы встали? – Фоминых раздраженно смотрела на Демида, который стоял с ошарашенным видом. – Пойдемте туда.

– Подождите! – Дема начал приходить в себя, соображать. – Там кто-то был… А может, и сейчас есть. Дверь открыта. А я ее запирал. Я всегда ее запираю…

– Коробов, кончайте свои фокусы, – в руках у Фоминых появилась видеокамера, она уже снимала Демида и все, что его окружало. – Показывайте свою лабораторию. Идет съемка.

– Слышь, браток, – сказал Дема вполголоса одному из ментов. – Она не понимает. Я говорю, лазил сюда кто-то. А тут замок – высшего класса! Чтоб так его открыть, не сломав ничего – это каким специалистом быть нужно? Ты это, браток, иди первым. Я боюсь. Пистолетик вперед выстави. Вдруг там сидит кто? Выключатель справа.

Парень, похоже, даже обрадовался такому приключению. Красиво, как в кино, пошел по стеночке, пистолет в вытянутой руке, весь, как струна, напряженный. Дема вырубил бы такого супермена одним ударом, прячься он в комнате. Да ладно, пусть поиграется. Сегодня его день.

Люминесцентный синий свет вспыхнул и осветил лабораторию. Дема даже зажмурился. Не от света зажмурился, а от ужаса. Никогда не видел он такогов своей лаборатории, в святилище, куда вход посторонним был строго запрещен.

Кто-то похозяйничал здесь. Причем похозяйничал со знанием дела. Инкубационная линия, отключенная Демидом много месяцев назад, теперь работала на всю катушку. Только производила она совсем не то, что Демид ожидал увидеть.

Огонечки на пульте горели ровно – красные, синие, желтые. Осциллограф вычерчивал зеленую кривую с наглой самоуверенностью. Голубоватая жидкость пульсировала туда-сюда по прозрачным трубкам, черная гофрированная гармошка сдувалась и раздувалась как живая – дышала, нагнетала кислород. На стеллаже стояло пять стеклянных резервуаров. Пять больших банок-аквариумов с наглухо закрытыми черными крышками, к которым было подведено все, что требовалось для выращивания эмбрионов. И эмбрион был в каждой банке. В каждом резервуаре плавал маленький зародыш, длиной с палец, живой, шевелящий крохотными лапками, покрытый мокрой шерсткой, соединенный пуповиной с подобием плаценты, уже почти готовый родиться на свет, вдохнуть воздух, пискнуть и стать маленькой, но вполне настоящей собакой.

Все пять эмбрионов были собачьими.

– Так-так, – произнесла Фоминых. – Значит, законсервирована ваша линия? И не может она производить собак-мутантов? Понятно, понятно…

– Господи! Да что ж это такое!!! – взвыл Демид отчаянно. – Да кто ж, етить твою мать, подставляет меня так, по всем статьям?! Кто мне кутят сюда понапихал, черт возьми! У меня и не было никогда собачьих клонов! На кой мне собаки-то, их же не едят! Я ведь выключил здесь все к чертовой матери, даже предохранители унес…

Он бросился к стеллажу, но конвойный перехватил его, заломил руку за спину, притиснул к стене. Фоминых припала глазом к камере, снимала все подряд. Вид у нее был такой торжествующий, словно она выиграла в лотерею машину, дачу и поездку на Марс одновременно.

– Я хочу сделать заявление! – Демид сделал попытку вырваться, но парень заломил руку еще сильнее. – Это все не мое! Я не знаю, откуда взялись эти щенки в банках! Не знаю, кто тут был в мое отсутствие, но кто-то был. Он взломал мою лабораторию, каким-то непостижимым образом сумел запустить инкубационную линию, и запихнул в инкубаторы эмбрионов собаки. Очевидно, с целью дискредитировать меня. Совершенно очевидно. Эй, товарищ следователь, вы что там снимаете? Вы меня снимайте. Это официальное мое заявление! Я для кого говорю-то?

– Для себя, – бросила Фоминых, не оборачиваясь. – Вы говорите, говорите, Коробов. Может, полегче станет.

– Эх, мать!.. – Демид резко присел, вывернулся, перекинул через себя конвойного. – А ну, разойдись! Крысенята чертовы, развалились у меня тут в банках! Щас я вам устрою кесарево сечение!

Конвойные уже гнались за ним, но он был проворнее, петлял по комнате, бросался из стороны в сторону. Где чертов огнетушитель? Тот, кто хозяйничал здесь без него, словно нарочно убрал из комнаты все тяжелое. Ага, вот это подойдет! Дема схватил увесистый квадратный дисплей, поднял его над головой, выдернул провода из гнезд и с ревом метнул в инкубатор. Банка разлетелась – взорвалась фонтаном, выплеснула все свое содержимое на пол. Двое уже навалились на Демида, связали его узлом, обездвижили, обезножили. Профессионалы, мать их…

Фоминых сидела на корточках, держала на ладошке неродившегося щеночка. Тот еще двигался, дергал мордочкой, но жить ему оставалось не больше минуты. Фоминых медленно повернула голову к Демиду. Он узнал этот взгляд – боль потери и ненависть. Ненависть к нему, Демиду, убийце. Так смотрела она, когда он убил ЕЕ пса-мастино. Так смотрела, когда он убил Короля Крыс.

ЕЕ Короля Крыс?