Лесные твари

Эти звались ЛЮДЬМИ. Вначале они не слишком отличались от прочих природных тварей. Люди знали о существовании лесных духов, они боялись их, они поклонялись духам и просили у них помощи перед охотой. Лесные, конечно, не помогали им, но и не мешали. Люди тогда не были такими слепыми и глухими, как сейчас. Настоящая красота трав и ночные фонарики цветов, песни облаков в небе, шум сока в стволах берез, речь птиц и зверей – все это еще было для них доступным. Люди тогда не ссорились с миром, что окружал их, и не убивали из злобы.

Но спокойствие длилось недолго. Люди оказались совсем не безобидными, они и вправду почувствовали себя хозяевами. Не сиделось им спокойно, не лежалось, не елось, не дышалось. Человек был дьявольски изобретателен. Он постоянно придумывал что-то новое – топор, колесо, плуг, горшки из глины. И чем больше новых предметов-рабов окружало его, тем меньше зависел он от природы, и тем меньше желал считаться с ней. Люди изменились. Чувства мешали им, и люди обесчувствели. Они даже перестали слышать мысли друг друга! Они придумали речь для того, чтобы общаться друг с другом. Они грубо перекрикивались на своем некрасивом языке. Странно поступил Создатель – отдал мир во власть созданиям, которые меньше всего этого заслуживали. Все, что теперь интересовало людей – это еда, хмельная выпивка, тупое спаривание. И деньги. И конечно, жажда крови. Ничто так не возбуждало людей, как убийство. Когда им надоедало убивать все живое, что попадалось под руку, люди начинали убивать друг друга. Это называлось ВОЙНА.

Не было ничего бессмысленнее и страшнее этого слова.

А Лесные? Что же они? Они спрятались. Каждый из них в отдельности был намного сильнее любого человека. Но людей было так много. Люди плодились с жизнерадостной жадностью, они занимали все больше места на земле и не оставляли на земле места никому, кроме себя. Люди жгли леса, и дриады с жалостными криками погибали, не в силах уйти из места, предопределенного им судьбой. Люди осушали болота, торфяной дым стелился по низинам и убивал все живое, в том числе волосяников и кикимор. Люди меняли направления рек и водяные зарывались в ил, чтобы переждать напасть, да так и засыпали там навеки. Лесные духи жили долго, почти вечно, да только убить их было не так уж и трудно. Все меньше оставалось их на земле, и природа начала чахнуть без своих пастырей.

Иногда лесные духи выходили из себя и начинали пакостить людям. Да только толку было мало – оборачивалось это всегда во вред Лесным. Случались в истории и такие Лесные, которые, завидуя людям, вселялись в их тела. И тоже ничего хорошего из этого не выходило. Не люди из этого получались, и не нелюди. Конечно, могли такие оборотни многое – то, о чем обычным людям и не мечталось. Могли они и мысли читать, и других заставлять выполнять свои прихоти, и исцелять, и повелевать неживыми предметами, а порою летать и проходить сквозь стены. Да только не было покоя в их душе. Жили они нечеловечески долго и мыкались по всему свету, не находя пристанища среди других человеков. Боялись их люди, отвергали и не считали за своих. А порою и сжигали на кострах за черную магию и ведовство.

Лека была именно таким человеком.

Она еще не знала этого. Хотя и догадывалась, конечно.

До вечера, Лека. До полуночи. До красной луны.

***

Леке было холодно. Она шла по ночному лесу, по плотоядно чавкающему болоту. Ненадежные волосатые кочки нервно вздрагивали, когда она наступала на их спины. Страшно ли было ей? Да. Она знала, что возвращается домой, но не чувствовала, что кто-то ждет ее дома. Наоборот, она ощущала чье-то чуждоеприсутствие. Так бывает, когда человек многие годы не был дома, жил где-нибудь за границей. Все это время он тосковал по родине, лелеял воспоминания о ней в душе. И вот он возвращается, руки его дрожат, когда он возится с ключом и никак не может попасть в замочную скважину. Он говорит себе, что его трясет от радости, но он прекрасно знает, что это не радость, а растерянность и страх. Здесь уже все не так. Все переменилось за те годы, когда он отсутствовал, жил другой жизнью. Другие люди на улицах, другие взгляды, другой разговор, другие газеты и магазины. И вот, наконец, скрипит и отворяется дверь, и человек видит, что квартира его не пустовала. Кто-то жил здесь. Кто-то заставил пустыми бутылками из-под бормотухи всю кухню. Кто-то нагадил в прихожей. Кто-то разрезал ножом чехлы на его старинных креслах, разбил люстру, нацарапал на портретах его предков похабные слова и рисунки.

Человек медленно опускается на пол и сидит в прихожей, рядом с кучкой дерьма, и держится за сердце, и нашаривает рукой в кармане валидол. Ему плохо, этому человеку. Он вернулся домой.