Предательство Родины, по нравственному понятию Фытова, грехопадением не считается. Он рассуждает по-своему: «Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше», ведь человек создан для жизни и продления ее в поколениях.
Васька в политику не лезет, для него любая Родина, любая власть приемлема: было бы жранье, водка, курево и свобода действий.
…Андрею, получившему психологический удар, было не весело. Был бы он женщиной, источилась бы его печаль слезами, а добрый вестник – ветер разогнал бы над ним сгустившиеся тучи. Но Соколов не плакал, понимая, что в борьбе за правое дело случаются нервные издержки.
Егерю часто приходят воспоминания о прошедших годах его артистической жизни.
Много раз он задавал себе негласный вопрос: «Правильный ли он сделал шаг, оставив музыкальный театр, поменяв его сценический свет спектаклей и аплодисменты на борьбу с нарушителями и браконьерами, уничтожающими природу».
Еще обучаясь в музыкальных классах, Андрей постигал образование не только по спецкурсу, но и науке человечности. Этой праведной дорогой его вела педагог Софья Михайловна, она как мать формировала в своем ученике отношение к добру и чести, культуре, восхищению духовными ценностями, ответственности за свой труд.
«Ничего, разберемся», – успокаивал себя егерь.
Он решил навестить знакомых лесорубов, самому расспросить о факте кражи.
Андрей шел лесной тропой, привычно глядя на окружающую природу; беспокойно стучало сердце, а в голове возникали знакомые строки поэта:
У лесорубов обед. Тракторист Иван заглушил мотор, и над порубочной делянкой воцарилась тишина. Куда ни глянь, всюду пни поверженных деревьев.
Как всегда, бригада собралась на приготовленных для трапезы специально распиленных чурбаках-сидениях.
– Нина, – кричит мадам Люси работнице, находящейся на некотором удалении. – Принеси и мне сумку!
– Все, что ли собрались? – глянув на окружающих, спросил Митрофан.
– Саньки Зубатова нету, – ответил помощник Гурьев.
– Вечно этот баламут куда-то пропадает, – бурчит вальщик Чураков.
Аппетит у всех хороший. Кто-то шмат сала жует: кто-то, держа на коленях в спичечном коробке соль, шелушит скорлупу яиц.
Пришел мастер леса Лопатин, сел на свой чурбак, открыл сумку с едой, зашуршал газетными свертками.
– Вон, Санька-то идет с берестой для костра, – указала рукой тетя Нина.
Санька на ногу скорый, подошел и, вытянув руку для доброго пожелания, выкрикнул:
– Всем ж, о, п, а!
На него посмотрели исподлобья с брезгливостью.
– Тебя, баламут, в школе не учили культуре?
– Учили, я и сказал культурно, так в старину говорили купцы и бояре, опоздавшие на праздник. Войдет, бывало, такой в помещение, снимет шапку, шубу, повернется лицом к жрущим и кричит: «Ж,О,П,А!», то есть «желаю обществу приятного аппетита!» Все в пределах культуры, – оправдывался Сашка.
– Мы рабочий класс, а не купцы. Больше так не говори, – предупредил широкоплечий Митрофан.
– Баламут ты, Зубатов. Вот, когда женишься и скажешь так жене, то не получишь от нее самого интересного, – проворчала Люси.
– Холостым быть лучше: «И свобода нас встретит радостно у входа!» – Слышала такое, мадам Люси?
– У входа в магазин, что ли? – хохотнула Люси.
– У тебя только вино на уме, – съязвил Санька, – но в жизни есть моменты поинтереснее.
– Это, какие ж такие? – завелась Люси.
Санька Зубатов вытащил газету и стал листать, не читая.
Митрофан спрашивает:
– Свежая?
– Свежая-свежая, – подтверждает Санек, – и падает свежее.
– Это ты про что… Чего падает свежее? Откуда? – интересуется бригада.
– Откуда-откуда – с самолета падает на деревню!
– Ты это. Не темни, давай толком объясни, – по-командирски требует мастер.
Вокзал
Гостиница
Памятник 1000-летие России
Грановитая палата
Кремль
Кинотеатр
Покровский собор (его называют еще храмом Василия)
Софийский собор
Ресторан «Детинец»
Зал ресторана «Детинец»
Храм Александра Невского
Новгородский театр
Церковь Покрова Пресвятой Богородицы
– Ну, в общем, дело такое: один мужик написал жалобу министру аэрофлота, что каждый день в полдень высоко в небе пролетает над его домом большой самолет белого цвета, номеров не видно, и каждый раз в это время из него сбрасывают бумажки с фекалиями. Одна такая попала Витьке Бобкову на глаза, он красил крышу на сельсовете, чуть не упал вниз. «У меня к вам просьба, – писал мужик, – нельзя ли эти листочки сбрасывать чуть позже, над лесом, там людей нет, одни медведи бродят.»
– Вот те на-а, – всполошилась тетя Нина, – а я на крыше летом грибы сушу, а осенью калину вялю.
– Да не может того быть, чтобы так авиация на голову оправлялась!