Лесоруб

Отем проснулась от звука колокольчика миссис Хильдегард и взглянула на свой телефон, чтобы посмотреть время. Пять утра. Она проверила, ловится ли здесь сигнал, но его не оказалось. Отем вздохнула и заставила себя вылезти из постели, затем быстро побежала в ванную и позволила горячей воде оживить себя.

Этой ночью она хорошо спала, и маленький огонек в углу служил уютным ночником.

У нее никогда не было своей собственной комнаты, и она должна была признать, что эта ей понравилась. Ее собственный камин, собственная ванная, собственный уголок у окна и уютная кровать. Все было прекрасно, за исключением того, что все это принадлежало мистеру и миссис Хильдегард.

Отем умылась и надела свое простое черное хлопковое платье, которое ее мама дала ей перед отъездом. Мама сказала, что платье было похоже на униформу горничной, что так и было. Отем оно тоже понравилось. Она чувствовала себя умной и ощущала профессионалом в нем.

Она поспешила вниз по лестнице и обнаружила мистера и миссис Хильдегард на кухне для персонала, сидящими за большущим столом, словно из фермерского дома, попивающими кофе.

— Хозяин, Хозяйка, — сказала она, сделав небольшой реверанс, вспоминая свои хорошие манеры.

Мистер Хильдегард поднял глаза от своей газеты, но ничего не сказал. Миссис Хильдегард указала на плиту.

— Я полагаю, ты сможешь приготовить яичницу.

— Да, Хозяйка.

— Хорошо, ты найдешь их в холодильнике. Я буду яичницу, а мистер Хильдегард предпочитает сваренные вкрутую.

— Да, Хозяйка.

— Ты также можешь приготовить себя немного.

— Спасибо, Хозяйка.

Утро Отем прошло в заботах. Она приготовила яйца и тосты, поела за столом с Хильдегардами. Затем она вымыла и убрала посуду, убралась в остальной части кухни, подмела коридоры и лестницу, зажгла камины в зале, столовой, спальне Хильдегардов. Когда она взглянула на высокие старинные часы в зале, то почувствовала, как будто проработала целый день, а было только семь тридцать.

— Приготовь несколько яиц для мистера Коула в седьмом номере, — сказала миссис Хильдегард, — и разогрей молоко для ребенка. Принеси ему все ровно в восемь.

— Да, Хозяйка, — ответила Отем.

На кухне она попыталась представить, в каком виде Грейди предпочел бы, чтобы ему приготовили яйца, и захотела подняться наверх и спросить у него. Ей хотелось дать то, что могло бы ему понравиться. Отем остановилась на том, что слегка поджарит их. Она никогда не встречала в своей жизни человека, которому бы не понравились яйца всмятку, и она поджарила четыре из них, заправила солью и перцем и осторожно положила на четыре части горячего, намазанного маслом тоста. Ни один желток не растекся.

Она также приготовила кофе и подогрела молоко для Дестини. Отем поставила все на серебряный поднос и воспользовалась моментом, чтобы полюбоваться на свою работу. Фарфор был тонким и прекрасным, и так красиво смотрелся на подносе.

Она была уверена, Грейди остался бы довольным.

Она несла поднос, осторожно поднимаясь по лестнице, и сбалансировала его в одной руке, кода постучала в дверь седьмого номера.

Ответа не последовало.

Она постучала еще раз.

Нет ответа.

Она постояла мгновение, не зная, что делать, когда услышала плач Дестини.

Она закусила губу и попыталась открыть дверь. Та оказалась незапертой. Она вошла внутрь, поставила поднос на стол, и взял ребенка на руки.

— Тише, тише,— ворковала она, пока качала ребенка на руках.

Девочка сразу же успокоилась.

— Так лучше, не так ли?

Ребенок прильнул к ней, как будто знал ее. Отем приняла это как знак, что та запомнила ее со вчерашнего вечера.

— Где твой папа, малышка? — спросила она, и в ту же секунду дверь ванной распахнулась. Там стоял Грейди.

У Отем упала челюсть. Она никогда не видела ничего подобного в своей жизни. Грейди был высокий и широкоплечий, с мускулистыми руками и грудью квотербека[1]. Его тело было загорелым и гладким, а каждый сантиметр его был покрыт татуировками. Она могла бы поручиться за то, что каждый сантиметр был в татуировках, потому как, к полной ее неожиданности, он оказался совершенно голым.

Его грудь была твердой и точеной, как у каменной статуи, а под ней — идеальный пресс, мышцы которого, казалось, переходили в характерные линии V-образной формы в нижней части живота, а далее к пучку темных волос, а затем к длинному, толстому члену, который был больше, чем Отем считала возможным. Не то, чтобы она была каким-то там специалистом по данному вопросу, будучи абсолютной девственницей, которая никогда не приближалась к мальчику, даже чтобы поцеловаться, но не могла не обратить внимания на член такого божества, как Грейди Коул.

— О, боже, — воскликнула она.

Отем не знала, куда смотреть. Ее глаза метнулись от его идеального пениса к груди, потом на его прекрасное лицо, а затем взгляд немедленно вернулся к его члену.

Плохие глаза. Перестаньте смотреть туда.

Она заставила себя отвернуться, но как ни старалась, ее глаза продолжали возвращаться прямо к этой изысканной части тела.