Катер взревел и рванул с места, оставляя за собой веер брызг и глубокую белую борозду, отошёл на безопасное расстояние и опять затих. Бастион исчез. Сначала брёвен не было видно, но вскоре, одно за другим, они всплыли и сразу же оказались в ловушке транспортёра. Конвейер заурчал, затарахтел, подгоняя воду, и мужики, тут же, не дав им передохнуть, баграми, с реки, начали подгонять их, нанизывая брёвна на крюки. Но всё же некоторые стволы, из тех что похитрее, нырнули поглубже, обогнули под водой стенки заграждения и уже уходили вниз по течению. Высокий девичий голос взвизгнул: «Топляки уходят!», и вновь взревел мотор, и катер, словно щепка, полетел по волнам, обогнал уплывавшие деревья и развернулся поперёк течения. Девки встали на один борт и выставили вперёд свои багры. Маленький катерок покачнулся и вмиг превратился в ощетинившегося дикобраза, собирающегося выбросить свои иглы в противника. Работницы подцепили брёвна баграми, что-то прокричали, и катер медленно, плавно повернул назад к транспортёру.
Максим с облегчением вздохнул, будто он сам был в погоне за топляками, но тут взгляд его перешёл на берег.
Суша не уступала воде. Вся земля была сплошь усыпана рабочими, брёвнами, пилами, топорами, лыком и громким перестуком. Казалось, не осталось не берегу места для самой земли. Мужики и женщины стругали, пилили, скоблили, тут же что-то строили, колотили, связывали стволы, развязывали, грузили их на лесовозы; отовсюду доносились крики:
– Майна!
– Вира!
– Ближе, ближе подводи!
– Осторожно с багром!
– Влево уводи!
– Цепляй!
– Хватай!
– Табань!
Витька показал пальцем на берег, где несколько рабочих сидели верхом на брёвнах.
– Видишь, вон там. Счищают кору. Мужикам она не нужна, а нам – в самый раз.
Максим спрыгнул с дуба, мальчишки спустились с пригорка и очутились перед рабочими, на которых показывал Витька. Мужики, здоровые, угрюмые, корпели молча, изредка сплёвывая на землю и закуривая папиросы.
Ребята подошли к одному из них, и Витька спросил:
– Здрасьте. Можно мы коры у вас возьмём?
Крепкий мужик, в майке-тельняшке, с татуировкой на плече, в кирзовых сапогах, оторвал свой взгляд от бревна и посмотрел на ребят. Не торопясь, он положил скобель на землю, достал папиросы из лежащей рядом на пне телогрейки, молча закурил. Ребята ждали. Наконец, не вынимая прилипшей к углу его рта цигарки, рабочий спросил:
– Откудова?
– Из Поволжской, это в пяти верстах, – ответил Витя.
– Чьи будете?
– Тарасова, Фёдора. Он тут гусей в ОРСовскую столовую завозит.
– Знаю такого. Зачем кора?
– Кораблики будем делать.
– А топор зачем?
– Кору рубить.
Мужик помолчал немного, потом встал с бревна, взял в охапку огромную груду коры и спросил:
– Куда вам?
Максим задрал голову, с высоты его роста ему видно было только огромные ручищи с татуировками. Рабочий казался ему великаном, закрывшим собой и небо, и солнце, и Волгу.
– А вон туда, дяденька, – ответил Витька, показывая на пень, стоявший поодаль от берега, ближе к перелеску.
Рабочий отнёс им кору и скинул её на землю.
– Спасибо.
– Осторожней с топором, – бросил мужик напоследок и ушёл.
Мальчишки начали работу. Максим подкладывал, а Витька рубил. Дело спорилось. Сосновая кора была лёгкой, податливой, не то что поленья. Работать было одно удовольствие: она рубилась в один мах, к тому же Максимка вовремя подкладывал следующий кусок, так что брату не надо было останавливаться. Витя вошёл в раж, раскраснелся, щепки летели в разные стороны.
Вдруг они услышали какой-то грохот с реки и тут же раздались крики:
– Берегись!
Максим, положив очередной кусок на пень, на секунду застыл и обернулся в сторону криков. Вдруг, в следующий миг, сильный удар топора рубанул ему по пальцу. Алая кровь брызнула во все стороны.
Максим закричал, схватил отрубленный палец, болтавшийся на одном лоскутке кожи, и приставил его к обрубку. Кровь сильными толчками вырывалась из зажатого кулака. Макс продолжал визжать, держа свой большой палец. Он видел, как его шорты, рубашка покрывались брызгами крови.
Витька выронил топор. Бледный, он уставился на брата и завопил:
– Помогите!!!
Вся артель на мгновение замерла, а потом суматоха усилилась вдвое. Какие-то мужики, женщины заносились вокруг, засуетились. Две женщины подбежали, одна обняла Максима, а вторая осторожно расцепила Максимкин кулачок. Большой палец тут же повис вниз на тонкой складке кожицы, кость белела в кровавом месиве, кровь струилась тонким, но уверенным ручейком. Максимка почувствовал, что его стало мутить, голоса стали глухими, будто во сне.
– Главное, чтобы крови много не потерял.
– У них отец здесь работает!
– В ветеринарку! Успеем!
Голоса и люди пропали в вязкой белёсой пелене.