Лесовик

Он замолчал, а я с трудом удержался от усмешки, м-да, надо было сесть в тюрьму, чтобы легально играть на сотне. Надеюсь, что все же до этого не дойдет. По крайней мере, очень бы не хотелось… Кстати, надежды на удачный исход с каждым моментом все меньше и меньше. Что же делать-то? Похоже, меня собираются-таки упечь за решетку. А за что, спрашивается? Что мне могут прилепить? Взлом капсулы? Похоже на то. Что-то еще следователь орал насчет ножей. Это, видимо, тоже. Больше вроде нечего.

– Евпак, на выход, – рядом с открытой решеткой стоял человек в форме, крутя на пальце ключи. – Что, оглох, что ли? Или с первого раза не доходит?

Я пошел к выходу.

– Лицом к стене, руки за спину.

Выполнил и эту команду. Закрылась с лязгом решетка. Через решетку мне улыбался своими гнилыми зубами мой сосед по камере. Чему он радовался? Странный он вообще какой-то. Взял и рассказал, что подсадной… Чего он этим хотел добиться? Непонятно. Вообще, по-моему, все только больше запутывается. Ничего я не понимаю с этими полицейскими.

Через некоторое время меня вводили в кабинет следователя. Охранник, усадив меня на табуретку, отошел к двери. Следователь направил мне лампу в лицо. Невольно зажмурился от яркого света.

– Нельзя ли повернуть лампу? Мне неприятно.

– Ты что, больной? – в голосе следователя проявились нотки растерянности. – Сиди смирно! – вдруг рявкнул он и уже спокойнее добавил: – Вообще охамели подозреваемые! Федь, ты посмотри! Неприятно ему!

Охранник у двери услужливо хохотнул.

– Значит, так, Евпак Евгений Георгиевич, две тысячи тридцать пятого года рождения, на тебе висит куча обвинений: взлом государственной системы ограничения реалистичности капсулы виртуального погружения! Ф-фух, еле выговорил, и кто придумал такую формулировку? – Охранник у двери опять хохотнул, и следователь продолжил: – Это раз. Незаконное хранение холодного оружия – это два. Проникновение с холодным оружием на территорию образовательного учреждения для несовершеннолетних – это три. Нанесение тяжких телесных повреждений несовершеннолетним лицам – это четыре.

– Во-первых…

– Молчать! – резко заорал следователь, прерывая мою оправдательную речь. – Я не припоминаю, чтобы о чем-то тебя спрашивал. А говорить ты будешь только тогда, когда тебя спросят.

Придурок какой-то! Чего орет? Зачем тогда было меня вызывать, чтобы поорать, что ли? Ему что, поорать больше не на кого? Странный он какой-то. А он тем временем продолжил:

– Слушай внимательно и запоминай! Тебе за все твои приключения наша система правосудия в худшем для тебя случае отвесит лет десять. В лучшем – отделаешься условным сроком. Ты что предпочитаешь?

– Я бы вообще-то предпочел, чтобы вы занимались своими обязанностями, а не нелепыми обвинениями!

Охранник у двери давился смехом, а следователь наливался краснотой. Даже его бледный цвет лица не смог остановить этого процесса. Его крик меня совершенно не удивил:

– Ты, молокосос, будешь учить меня, как работать? Да ты вообще не врубаешься, как ты влип? Тут тебе не детский сад – штаны на лямках! Ты скоро сядешь на нары! И будешь чалиться от звонка до звонка! – вдруг он внезапно снизил громкость. – Но у тебя есть шанс! За тебя просила Людмила Павловна!

Сказать, что я удивился, это ничего не сказать!

– Что, удивлен, утырок? – он уже забрызгал слюной даже воротничок своей рубашки, на которой помимо этого красовалось какое-то желтое пятно в районе четвертой пуговицы сверху. – Да! Ты на нее клевету возводишь, а она тебя от тюрьмы спасти хочет. Вот какой она хороший человек, не то что ты – скотина неблагодарная! Федь, позови сюда того парня.

Охранник вышел и через десять секунд вернулся с Димычем. Тот смотрел на меня с некоторым сожалением и разочарованием. Меня это отчего-то встревожило.

– Валентин Максимович, не могли бы вы оставить нас ненадолго наедине?

– Зачем? – удивился следователь.

– Людмила Павловна просила передать ему кое-что наедине.

– А вы уверены, что он на вас не бросится?

– Уверен, ему незачем множить свои проблемы.

– Мне бы вашу уверенность… Если что – кричите! Мы будем за дверью.

Я дождался закрытия дверей и поинтересовался:

– Димыч, что все это значит?

– Это значит, что скоро ты сядешь в тюрьму.

– С чего бы это? Я же никаких преступлений не совершал.

– Тебе же следователь наверняка уже озвучивал, за что тебя можно посадить.

– Но ведь все это – неправда!

– А кому это интересно кроме тебя? – задал он простой, но страшный вопрос, и сам же на него ответил: – Правильно, никому. Тебя просто уберут, как ненужный мусор. И на этом все закончится.

– И что мне теперь делать?

– Сидеть, – буднично ответил Димыч. – Думать надо было раньше. Я же даже специально подстроил, чтобы ты мог услышать наш разговор с директрисой.

– А зачем? Зачем это было подстраивать?

– Я же видел, что ты начал что-то подозревать, вот и дал тебе возможность разобраться немного во всем. Думал, что ты после этого подойдешь ко мне посоветоваться, ведь там даже дурак бы догадался, что я специально это подстроил. Но нет, ты побежал в полицию, дебилоид. Теперь вот сам и расхлебывай. Я для тебя уже ничего сделать не могу.