Лесси

Лесси лежала не шевелясь. В полусознании, сквозь безмерную усталость, она ощущала, как ее обволакивает глухим покоем. Столько вещей вернулось из прошлого и давало ей успокоение. Здесь пахло «правильно»: смешанным запахом угольного дыма и пекущегося хлеба. Руки, прикасавшиеся к ней… они не норовили схватить и запереть или причинить боль. Нет, они ласкали и приносили успокоение изболевшимся и натруженным мышцам. Люди… люди не двигались порывисто, не кричали во всю глотку и не швырялись ничем, что ранит. Они ходили спокойно, не пугая собаку. А еще — и это главное — тут было тепло. Тут была одуряющая теплота, она притупляла чувства и отнимала бдительность, наплывая мягкой волной, которая уносит к забвению и смерти.

Только смутно понимала Лесси, что возле ее морды поставили блюдце с теплым молоком. Чувства, наполовину затуманенные, еще не вполне вернулись к ней. Она попробовала поднять голову, но голова отказывалась двинуться.

Тогда она почувствовала, что ей приподняли голову. Стали по ложечке вливать ей в горло теплое молоко. Она глотнула — раз… и другой… и третий. Согревающая щекотка вошла внутрь тела — вошла и завершила усыпление чувств. Лесси лежала не двигаясь, и молоко, вливаемое в ее рот, стало струйкой вытекать на ковер.

Женщина поднялась. Она теперь стояла рядом с мужем посреди комнаты.

— Как ты думаешь, она не умирает, Дан? Она перестала глотать.

— Не знаю, Далли. Может, и доживет до утра. Мы сделали все, что могли. Сделали правильно, а дальше будь что будет.

Женщина не сводила глаз с собаки.

— Дан, я, пожалуй, просижу с ней эту ночь.

— Брось, Далли. Ты сделала все, что могла, и теперь…

— Но ей может понадобиться помощь, и потом… она такая красавица, Дан!

— Красавица — этот урод? Бездомная дворняга?…

— Ах, Дан, я никогда в жизни не видала собаки красивей!

Старая женщина уселась в качалку, твердо решив провести ночь без сна.

Неделей позже миссис Фадден сидела в своей качалке. Утреннее солнце лилось в окно, и воспоминание о ночной непогоде казалось давним сном. Женщина глядела поверх очков и улыбалась Лесси, а та, навострив уши, лежала на ковре.

— Да, идет хозяин, — сказала она вслух. — И ты это знаешь, да?

Донеслись шаги мужа, потом открылась дверь.

— Смотри, Дан, она уже узнает твои шаги, — гордо сказала женщина.

— Ну да! — сказал он недоверчиво.

— Узнает! — повторила Далли. — Вчера, когда пришел разносчик, она разлаялась на весь дом. Уверяю тебя, это она давала ему знать, что дома кто-то есть, пока ты в городе! А когда она слышит, что идешь ты, она и не тявкнет — значит, узнает твои шаги.

— Ну да! — ответил все так же муж.

— Она у нас молодец, она у нас красивая, — сказала женщина больше собаке, чем мужу. — Ну разве же не красивая, Дан?

— Да, что верно, то верно.

— А ты сперва сказал, что она урод.

— Да, так то же было прежде…

— Видишь, я только взяла старую гребенку и расчесала ей шерсть.

Они оба смотрели на Лесси, а та лежала, держа голову прямо, в той львиной позе, какую так любят принимать породистые колли. Ее узкая морда грациозно поднималась над пышными «брыжами», которые снова начали отливать сверкающей белизной.

— Ведь правда у нее сейчас совсем другой вид? — гордо спросила женщина.

— Что верно, то верно, Далли, — ответил печально муж.

Женщина уловила в тоне его голоса опасение чего-то недоброго.

— В чем дело?…

— Эх, Далли! Понимаешь, то-то и оно. Я сперва принял ее за простую дворняжку. А сейчас… сейчас видно, что это отличная собака.

— Конечно же, отличная собака! — сказала старушка, и в голосе ее было счастье. — Ей только и нужно было немножко тепла, немножко еды да чтобы кто-нибудь был с ней добрым.

Муж мотнул головой как будто в досаде, что жена не догадывается, к чему он клонит.

— Ах, да как же ты не понимаешь, Далли! Собака отличная, и теперь, когда она пообчистилась и немного отъелась, видно, что она очень дорогая. Ну, и…

— Ну и что?

— У дорогой собаки должны оказаться где-нибудь хозяева.

— Хозяева? Какие же это хозяева, если они пустили беднягу бродяжить, и она у них так отощала, и они оставляют ее околевать с голоду в самую непогодь — как в ту ночь, когда мы ее подобрали. Нечего сказать, хозяева!

Муж покачал головой и тяжело опустился в кресло. Он набил свою глиняную трубку.

— Нет, Далли, так нельзя. Собака дорогая, теперь я и сам это вижу. Ты привяжешься к ней, полюбишь, а в один прекрасный день явится хозяин и…

Жена сидела, встревоженная этой новой и страшной мыслью. Как же так… ее прекрасная собака… ее собака!

Она уставилась в огонь, потом долго глядела на Лесси. И наконец заговорила:

— Хорошо. Если ее рано или поздно должны у нас забрать, Дан, то уж пусть это будет пораньше. Ох, если и вправду есть у ней хозяин!.. Ты, Дан, разузнай, хорошо? Походи вокруг, порасспроси.

Муж кивнул в знак согласия.

— Так будет честнее, — сказал он. — Завтра я пойду в город и расспрошу по округе.