Вот и сделали …на свою голову. После того как мы кадровый бундесвер на гусеницы намотали у немцев мобилизация провалилась. Вообще. Вот и сейчас, занимая германские города, мы поражались огромному количеству здоровых мужиков, стоящих на улицах, словно суслики у норок и смотрящих открыв рот, на русские танковые и механизированные колонны. Если бы они все, взяли в руки автоматы и РПГ и устроили нам головомойку, как "чехи" в Грозном или "гитлерюгент" в сорок пятом. А здесь – прошли пол Германии, как нож сквозь масло. Остатки бундесвера совместно с американцами еще дергались, но потом немцы решили больше в "войнушку" не играть, подняли лапки. И заодно открыли нам фронт. Не иначе в благодарность за привнесенную извне американцами "толерантность" и "гуманизм".
Вот так, мы американцев на Брауншвейгской равнине и прихватили. Немцы в сторону отошли, мы в брешь и проскочили. Последний серьезный бой, был два дня назад. Тогда первая боевая тактическая группа Алтуфьева, въехала в тыл "Old Ironsides" (166) расколов остатки некогда мощной бронетанковой дивизии на две части. И началась агония …
Американская авиация, лихорадочно пыталась помочь окруженным, но без особого успеха. Войсковое ПВО, работало как обычно на отлично и от бомбежки бригада почти не пострадала. Американский командующий корпусом, генерал Коун, даже не пытался прорваться сразу, хотя шансы еще были. Как гласила последняя разведывательная сводка по нашему армейскому корпусу – "у американского командующего возможно серьезнейший психологический стресс". Сломался короче, дядя… Хотя, может он про перемирие, раньше всех был информирован и попросту людей гробить не желал?
– Слепнев!
– Слушаю, командир.
– Ты как начштаба, сейчас за старшего остаешься. Вся бригада на тебе.
– А вы?
– К Алтуфьеву. На его участке парламентеры появились, надо самому глянуть, а то мало ли что..
– А не опасно? Давайте я съезжу…
– Не опасней войны, полковник. Ладно, где там мой водила!?
Полковник, помолчал и спросил выходящего генерал‑майора.
– Как думаешь, командир, неужели – все?
– Надеюсь, да. Только, думаю, с американцами разберемся, потом сразу на эшелоны и в Сибирь – матушку, китаёз гонять.
– Косоглазые, не дураки …В одиночку с нами точно воевать не будут. Им вон, Лисицын как зад наскипидарил. До сих пор поди не знают куда деваться. Сейчас весь западный фронт туда подтянется – все, до самого Пекина гнать желтомордых будем.
– Что, считаешь, что и на востоке скоро – все?
– Так точно, командир. Не вояки косые, не вояки.
– Может и не вояки, но Хабаровск у нас отжали и к Омску прорвались.
Слепнев улыбнулся.
– Да будь у тебя такое превосходство как у них, ты бы уже через месяц не Хабаровск – Рязань бы штурмовал. А они‑ все точатся на приграничной полосе.
– Ладно, начштаба, не говори "гоп". Будем надеяться, что с американцами, все срастется ровно. И на этом фронте, хотя бы, все закончится.
Громов нырнул в громоздкий трофейный КШМ "Динго" и аккуратно объезжая выбоины от снарядов в некогда идеальном немецком автобане, направился к позициям первой боевой тактической группы. Повернувшись к адъютанту, Громов спросил.
– Связывался с Алтуфьевым?
– Так точно. Он доложил, что все тихо, за исключением одного "хаммера" на нейтральной полосе. Машина с белым флагом…
– Тебе лейтенант, что, уже подполковники, докладывают? Неприязненно переспросил он адъютанта.
Лейтенант отвел глаза.
– Извините господин генерал. Я хотел сказать не доложил, а сообщил…
– В следующий раз думай, кому и чего говорить. Подполковник Алтуфьев – боевой офицер, орденоносец. А не портфеленосец… Понял, лейтенант?
Тот закивал головой, густо краснея.
Лейтенанта – звали Паша Сойкин, был переведен в адъютанты командира бригады из финчасти. Громов как и положено боевому офицеру, шаркунов паркетных, всяких адъютантов – порученцев, особо не любил и до последнего времени обходился обычным ординарцем, исполняющим в полевых условиях заодно роли штатного парикмахера, посыльного и даже повара. Ну гренки там замастырить, картошки комбригу быстренько нажарить или омлет. Как говорится помимо жены, у нормального командира есть еще два надежных человека – водитель и ординарец. Но здесь, слишком часто приходилось мотаться по подразделениям и нужен был человек, обладающий острым языком и в офицерском звании, для выполнения особых поручений в боевой обстановке. Вот здесь и пригодился Сойкин. Язык у него был хорошо подвешен и вид весьма представительный да и не глупый парень оказался. Правда теперь приходилось его с собой таскать, словно собачонку комнатную.
Другой бы, на "передок" просился, а этот Сойкин, наоборот готов был землю носом рыть, лишь бы в штабе отсидеться под рукой у Громова. Ну да и хрен с ним, с бздуном гороховым. Не всем же быть, как Алтуфьев, Слоёнов или тот же контуженный Топорков. Должен кто‑то лакированные портфели за генералами таскать и спину манерно выгибать. Хотя, противно конечно…