Лестница Якова

Это была самая трудная из всех Нориных работ. Она вступила в тяжелый бой с текстом. Помогала ей в работе более всего та пышная премьера с колокольным звоном в финале – в это пространство она не имела права попасть ни под каким видом. Ефим Берг приехал в Москву по каким-то своим делам, они встретились и провели замечательный вечер с Тусей. Ефим, обычно говорливый и плохо слушающий собеседников, на этот раз был собран и молчалив. Говорили о преимуществах и недостатках музыкального театра, о постепенной трансформации жанра оперы в демократичный жанр мюзикла, о двух революционных американских мюзиклах – “Westside Story” Бернстайна и “Jesus Christ Superstar” Уэббера, и Туся опять изумила Нору своими мыслями о возможных путях развития театра, о расширении театрального пространства за счет кинематографических приемов и использования уличных действий, привлечения зрителей к участию в театральном действе, о карнавализации жизни… О возвращении самого театра к его древним мистериальным корням…

– Все это уже было опробовано в России сразу после революции, но сорвалось… Довольно быстро вернулись к консервативным формам, и русский авангард, столь многообещающий, был закрыт… – и Туся сложила на груди руки крестом, изобразив покойника…

Потом, уже ночью, Ефим повел Нору к своему театральному приятелю в дом Нирнзее, в Гнездниковский переулок, и там на новом, только что привезенном из Америки видеомагнитофоне Нора впервые увидела экранную версию мюзикла, американский фильм “Скрипач на крыше”, “Fiddler on the Roof”, который давно уже превратился в очаровательное старье, но не утратил обаяния. Теперь Нора знала, что из этого общедоступного зрелища, такого милого и человечного, ей, не изменив ни одной реплики, предстоит вытащить нечто куда более существенное, чем сообщает драматург. Ефим не сидел на месте, вскакивал, притопывал, прихлопывал – но уже находился под воздействием Туси, и затевающийся спектакль нравился ему все больше и больше…

А Нора уже все придумала и рисовала на больших листах ватмана тесную коробочку сцены, увешанную изнутри спадающими сверху вниз полотнищами цветной ткани – попеременно красной, коричневой и темно-синей, а маленькие человеческие фигуры метались внутри этого зажатого пространства хаотически и нелепо… Лошадь и корова то появлялись, то исчезали, она наполняла коробочку деревенской живностью, рисовала веревки с висящими на них тряпками, а потом брала новый лист и населяла его другими обитателями, старухами и детьми, и снова все меняла в этом тесном мире. Потом нарисовала косой стол-помост, поставила на него горшок и миски, и снова рисовала пустую коробку… Она никак не могла понять, нужны ли ей все эти знаки бедняцкой деревенской жизни или они только будут мельтешить и отвлекать глаз на лишние детали… И в конце концов выбросила все, кроме скошенного в сторону зала деревянного помоста.

На этом подготовительная работа закончилась и началась постановочная. И было неизвестно заранее, как Берг, человек талантливый, но капризный и амбициозный, примет Норино уже вполне определившееся решение… Оно, кроме всего прочего, предполагало уменьшение сценической площадки, создание стиснутого пространства, которое раскрывалось только в финале…