Лестница в небо

Звеня мелочью по карманам, с полными руками пакетов, в очередной раз стучусь в рассохшуюся дверь Совы. За прошедшие два с небольшим месяца я успел примелькаться в общаге, но все равно ощущаю спиной заинтересованные взгляды встреченных в коридоре студентов.

— Что на сей раз? — заинтересованно спрашивает Тарас, заглядывая внутрь пакета.

— Давай сегодня пол научимся определять?

— Это просто! Полтинник, — выставляет он цену умению.

— Нормально! Сейчас пойдем или поешь сначала?

— Я б поел, — смущенно признается мой наставник.

— Ешь тогда. На меня не смотри, я сыт — из гостей к тебе, — сегодня был день обеда у Потемкиной, а как я узнал теперь на собственном опыте, закормить внука — это святая обязанность каждой порядочной бабушки, даже если она княгиня. А уж Полину-то Зиновьевну непорядочной назвать ни у кого язык не поворачивался.

Собственно, я бы мог не вестись на обаяние родственницы, жизненного опыта у меня на это хватало. Это в детстве мне хотелось иметь бабушку, и то по принципу: у всех есть, а почему у меня нет? Но сейчас-то я точно в ней не нуждался. Но, во-первых, почивший отец Никандр приложил столько усилий, чтобы нас свести, что грех было бы не ответить взаимностью, а, во-вторых, оттолкни я родню, уже они запросто могли бы помножить на ноль все мои усилия по пробиванию наверх. И, в-третьих, я наверно все-таки подхватил этот вирус безбашенности, присущий всем одаренным, но мне просто было интересно, на кой хрен я им сдался? Любопытно, блин!

А еще на княгиню в свете успеха Бушарина у меня были большие планы. Точнее не на нее, а на папашу. Вторым после Потемкиных по выпуску энергоблоков шел клан Воронцовых, с которыми у меня не было никаких связей. Да и странно было бы обращаться к ним, имея выход на первых. К тому же у Воронцовых было дофига дочерей, так что оглянуться не успел бы, как оказался женатым и вошел в клан на их условиях, а мне этого не хотелось. А вот Потемкиным такой финт провернуть было очень сложно, как ни крути, а я почти всем свободным девушкам приходился достаточно близкой родней. Так что хочешь-не хочешь, а отцу придется со мной договариваться и отстегивать приличную долю. По-родственному, так сказать…

Сове было совестно есть в моем присутствии, он то и дело норовил впихнуть в меня хоть кусочек, но я был непреклонен:

— Ешь, ради бога, сам! Я если что-нибудь съем, то точно все наружу попросится в вашем бомжатнике! Оно тебе надо?

— Что такое бомжатник?

— Еще один! — объяснять свои словечки меня уже заколебало, но они периодически лезли из меня, несмотря на весь контроль, — Бомж — это аббревиатура: без определенного места жительства, бродяга, в общем, бездомный. Соответственно ночлежка ваша — бомжатник. Все ясно?

— Ясно, просто я слова такого не знал. Бродяги, они и есть бродяги. Нищие. Попрошайки. Горемыки. А про бомжей я от тебя первого слышу.

— Да есть у меня привычка новые слова придумывать, не обращай внимания. Поел?

— Ага. Переодеваемся?

Комплект одежды для выхода «во тьму» (в противовес выходу в свет) я держал у Совы. Представляю, что сказал бы тот же Ван, забирая в стирку пропахшие дном городской жизни вещи. Ничего бы не сказал на самом деле, но поглядел бы так укоризненно…

— Буфетчица, ты где? — орет Тарас, заходя в сарай, — Их благородие опять к тебе пришел! Сиськи смотреть!

— Захлопнись! — несмотря на место, уважение к беременным женщинам у меня еще сохранилось, так что до цинизма Совы мне было далеко.

— Анна, выходи!

— Учись, студент! Вишь, их благородие, со всем уважением, а ты! — вышла к нам моя поднадзорная, — Здрасьте, благородие! А денюжек сегодня скоко дашь?

— Привет, красавица! Десятку заготовил, как ты и просила по полрубля наменял.

— Ох, барин, вот умеешь ты к девушке подход найти! Не то, что некоторые! — злобно зыркнула она в сторону Тараса.

— Ты, Буфетчица, на меня не тяни! Кто тебе такого щедрого клиента еще подгонит! Мыша-то где?

— А кончилась Мыша! — не Тарасу, а мне ответила женщина, — На той неделе ихние на ней что-то отрабатывали, так и отошла к ночи, кровью истекши! — Мышой звали вторую беременную в этом гадюшнике, у которой дела шли не очень. Беременность протекала тяжело, плод был откровенно нежизнеспособный, но такого исхода я, признаться честно, не ожидал.

— И что? — тупо спросил я от неожиданности известия.

— Да приставам тело отдали, да и все! Гудырыч, хахаль ейный, кручинится теперь, такой бакшиш пропал! Но ты, барин, не сумлевайся, как Гудырыч себе новую жонку найдет, будет у тебя новый материал! У Гудырыча струмент еще рабочий, не то, что у остальных пропойц!

— Ты, это, Анька, ты меня не пугай, — опешил я от ее речи, — Мне такого счастья сто лет не надо! Я бы вообще сюда не пришел, если б не нужда!

— Тю! Благородие! Тебе ли о нас плакать! Ты, небось, дома из расписной посуды жрешь, пуховым одеялом укрымшись! С ледями на балах танцуешь! А царя видел? — с жадным любопытством вдруг спросила у меня Буфетчица, — Ну скажи, видел ведь?.. — заныла она.

— Ну, видел пару раз, — Сова, раскладывая газеты на скамье каморки, с любопытством покосился в мою сторону.