Лестница в небо или Записки провинциалки

Вот так и сижу. Сидела у окошка в своей далёкой теперь и милой Белоруссии, сидела в Майами в знойном стеклянном доме. И сегодня вдруг меня остро пронзила мысль: «Неужели я приехала в Америку для того, чтобы таскать мешок с мусором за этой сумасшедшей старухой?»

Я подняла голову и увидела вечернее розовое небо, догорающее над крышами, и ребёнка на балконе, и одинокую машину, и горстку белых голубей.

Сижу у окна в переулке возле Брайтона, смотрю на маленький дворик, на стену соседнего дома, на деловых белок. Смотрю и успокаиваю себя. Ну, что тебе ещё надо? Сыта и покойна, сиди себе и пиши! Сколько времени я высвободила для себя! Я не стою в очередях за маслом и крупой, я не езжу на работу в другой конец города, я не хожу в прачечные и ремонтные мастерские, я не стою у плиты и не ломаю голову, как запастись картошкой на зиму и у кого «стрельнуть» до получки. Я свободна от этого. Но я не свободна в другом. Я не могу выйти пособирать осенние листья, я не могу праздно болтаться по улицам города, разглядывая людей и себя в отражениях витрин. Ну, что ж.

Зато я обладательница Времени. Его так мало. И я спешу. Всё что-то вяжу, всё что-то пишу на этих белых листках. Всё что-то хочу сказать. Вы поняли что?

И мои записки — как бег по пересечённой местности. Я всё бегу, всю жизнь. Мне кажется, что я ещё не добежала. Что это что-то вот-вот оно, за поворотом. А что это будет, я не знаю.

Глава 5 Моряк на крючке

Так вот я убивала время — непомерно тягучее и растянутое, записывая что в голову придёт, сплетая вымысел и правду в причудливые кружева. Мне стал звонить Игорь, Майамский спаситель, раздобыв номер телефона у Николая.

Несмотря на все непредсказуемости зигзагов судьбы, мне казалось, что кто-то невидимый и могущественный поддерживает и охраняет глупую провинциалку. Поставив препятствие на её пути, он же посылает помощь и подсказку, как это препятствие преодолеть. Откуда ни возьмись, появляются люди, которые играют ключевую роль в моей судьбе или просто помогают выжить. Ни одно случайное знакомство, как оказалось, не было бесполезным. Каждый встреченный человек сыграл определённую роль в моей судьбе, и, сыграв её, уходил в сторону, за кулисы, как окончивший своё выступление актёр. Интересно, помогала ли я кому-нибудь, хоть невольно, своим примером или морально, или только потребляла бессовестно возникающую ниоткуда помощь? В то же время интуитивно я знала, что на мою долю отпущено какое-то количество трудностей и испытаний, и терпеливо тянула постылую лямку в надежде, что скоро судьба моя переменится самым кардинальным образом. Домой я вернуться никак не могла — на пепелище не возвращаются. Согревала мысль, что когда-нибудь приеду туда — обретшая американский статус, работу и суженого. Только тогда расскажу подругам о днях унылой постылой работы, об одиночестве, страшном, сводящем с ума одиночестве, о невыносимых неутолённых желаниях, о неосуществлённых фантазиях.

Итак, мне стал звонить Игорь. Вначале меня коробило его полублатное обращение «сестрёнка», но потом привыкла. Игорь служил во флоте, и оттуда этот фривольный жаргон, полуразвязные манеры, но и — желание прийти на помощь по первому зову, взять на себя чужие проблемы. Ханигман страшно злилась, когда её домработницу отрывали от дела, она передавала мне трубку, но тут же начинала орать, заглушая все звуки — то требовала кофе, то немедленно нужно было идти гулять. Поговорить было невозможно — голос у Айрын отменный, она трубила, как молодая слониха. Поболтать по телефону удавалось лишь по пятницам, когда всласть намолившаяся и хлебнувшая Манушевича пациентка без задних ног дрыхла в кресле у окна в гостиной. Услышав первую трель, я неслась в кухню, срывала трубку со стены и, усевшись за круглым столом, шёпотом отводила душу.

Игорь рассказывает о себе. История его приключений затейлива — чистый детектив. Он закончил ВГИК, операторский факультет, был помощником оператора во многих, ставших классическими, фильмах. До ВГИКа — служил во флоте, учился во флотском училище в Питере. Ходил в загранки. Так и совмещал — кино и флот. Во время очередного плаванья сошёл на берег в капиталистической Швеции, сдался полиции и попросил политического убежища. Это был год 1990. Я недоумевала.

— У тебя что, жизнь плохая была? Чего тебе не хватало — денег, впечатлений, интересной работы?

— Да, — соглашался он. — Бес попутал. Теперь и не помню, были какие-то трудности, хотелось лучшего. Казалось, что за рубежом будет не жизнь, а сказка.