Лестница в небо (СИ)

Караи вошла в гостиничный номер и долго рассматривала крепко спавшего Кадзэ.

Он доверился ей полностью и безоглядно, когда она сказала, что найдет способ помочь ему добраться в Нью-Йорк.

«И я не кривила душой. Я же и в самом деле помогаю ему. Он хочет в Нью-Йорк, так и не сказав мне прямо, к кому именно…»

Она села на край кровати и осторожно поправила легкий плед, которым была укрыта черепаха.

«Ты знаешь, куда он хочет и к кому, и ради кого ожил…»

Караи вытащила телефон и долго-долго вертела его в руках, все еще рассматривая спокойное и даже светлое во сне лицо копии Лео.

«Сделка с совестью, кажется, он так это назвал. Это она и есть».

Открыв мобильник, она отыскала нужный номер и на миг задержала пальцы над клавишей вызова.

«Он доверился тебе, Караи, как ты сама когда-то хотела довериться Лео. Подумай, каково бы было тебе, если бы он предал в тот момент?»

Упершись локтями в колени и уронив голову на сцепленные пальцы, Караи ткнулась лбом в холодный металл телефонного аппарата.

Она пару раз глубоко вдохнула и выдохнула, решаясь, а потом тряхнула волосами и нажала на кнопку вызова.

Раф присел перед надгробием и всмотрелся в грубо выбитые в камне линии.

«Кадзэ».

Он внимательно изучил глазами разложенные вокруг конверты и фигурки оригами, даже зацепился взглядом за пару строк на одном из листов.

Письма.

Письма, которые никогда не прочтет адресат.

Письма в никуда, в пустоту, в вечность.

Крики больной измученной души.

Он понимал Кодаму, которого не смог догнать.

Он понимал его боль, потому что сам был до краев полон такой же.

Только вот…

Сквозь все эти неоспоримые доказательства, факты и уверенность родных, сквозь собственное понимание реальности случившегося, Раф отказывался верить.

Кодама верил, а он – нет.

Пусть весь мир в один голос твердит ему, что Кадзэ мертв, он не мог поверить.

Он видел его сны, слышал в ушах стук его сердца и падающих листьев.

Раф поднялся и пошел прочь от могильного камня, спрятанного в глухом закутке парка.

«Я не верю. Я знаю, ты вернешься однажды. И я не хочу, чтобы ты застал Кодаму таким…»

Улыбка сама собой скользнула по лицу и спряталась в шрам на верхней губе.

«Ёдзи… Ты же помнишь его таким. Шредер никогда не получит его, обещаю, Кадзэ. Он не тронет больше никого из вас и никогда. Возвращайся, любовь моя, тебе больше ничто не будет угрожать в этом городе, как и твоей семье».

====== близко и далеко ======

Майки прошелся туда-сюда перед запертой дверью, покрутил пальцы, словно высчитывая что-то, потом вздохнул, потоптался на месте и тихонечко постучался.

Ответила ему вполне ожидаемая тишина.

Ожидаемая, потому что он стучал сюда уже не в первый раз.

- Донни, – Майки все же приоткрыл дверь и сунул нос в лабораторию.

Он тревожился за брата, который не выходил вообще, словно наглухо запершись в своей беде и решив переживать ее в одиночку.

Хотя беда-то общая на самом деле – они все успели прикипеть к молчаливой копии своего домашнего гения.

Юки легче прочих влился в их жизнь, словно был тут всегда, рядом с Донни, его вторым и неотделимым «я».

А еще Майки отчего-то остро испытывал такое чуждое ему раньше чувство стыда. Хотя вроде бы и не он нанес Юки рану, а будто его рука сжимала в тот миг нож.

«Как противно-то! Вот кто сказал, что хорошо, если у тебя есть клон? Донни, наверное, хорошо, он-то нашел в нем родственную душу. Рафу вон погано до воя, ведь у него был клон Лео, а теперь нет ничего, кроме кошмарных снов и дыры в сердце. И Лео тоже плохо, потому что Кодама вырос еще хуже, чем Раф, и сбежал от нас. Дай Боги, чтоб жив был. Лучше бы им было вообще не появляться на свет… И в самом деле, как будто лишние тут, особенно Миднайт. Неужели можно быть таким вот дерьмом и при этом еще хоть чему-то радоваться?»

Майки грустно глянул на Донни, сидевшего за компом спиной к нему.

В глубине своего сердца он знал, что да – можно.

- Ты специально подставил Рафа! – маленький Лео дергает самого младшего брата за руку и сердито смотрит в глаза. – Ты специально подбросил в его комнату обертку от сыра, который стащил и съел один…

- Ага! – Майки широко улыбается, не чувствуя ни единого укола совести. – Смешно было слушать, как отец его отчитывал.

- Это не смешно! Это подло! – Лео сердито сверкает глазами. – Так поступают только трусы, которым слабо самим признаться в своих поступках! Иди и скажи отцу правду! И извинись перед Рафом…

Майки вырывает руку из пальцев брата и долго смотрит на него.

Ему обидно, что Лео такой – сильный, правильный, легко схватывающий науку, что дает им отец. И Раф такой же… почти такой же, только он злее.

Майки не раз подставлял Лео и жаловался на него Сэнсэю, а потом с каким-то болезненным восторгом слушал, как отец ругает старшего. Но Лео никогда не жаловался и ни в чем не упрекал.

Только в этот раз, когда Майки стащил сыр и сказал, что это Раф все съел… вот тут Лео сорвало.

– Иди, жалуйся, ябеда! – кричит он. – Раньше-то трусил, а теперь типа храбрый? Думаешь, тебя отец похвалит, да?

- Нет, – Лео неожиданно отвешивает ему сильную, взрослую и больную пощечину. – Пока ты подставлял меня, я молчал, но братьев трогать не смей!