Лествица, возводящая на Небо

73. По определению рассудительных отцов, иное есть прилог, иное – сочетание, иное – сосложение, иное – пленение, иное – борьба и иное – так называемая страсть в душе. Блаженные те определяют, что прилог – это простое слово или образ какого-нибудь предмета, вновь являющийся уму и вносимый в сердце, а сочетание – это собеседование с явившимся образом, по страсти или бесстрастно; сосложение же есть согласие души с представившимся помыслом, соединенное с услаждением; пленение – насильственное и невольное увлечение сердца или продолжительное мысленное совокупление с предметом, разоряющее наше доброе устроение; борьбой называют равенство сил борющего и боримого в брани, где последний произвольно или побеждает, или бывает побеждаем; страстью называют уже самый порок, от долгого времени вгнездившийся в душе и через навык сделавшийся как бы природным ее свойством, так что душа уже произвольно и сама собою к нему стремится. Из всех них первое безгрешно, второе же не совсем без греха, а третье судится по устроению подвизающегося; борьба бывает причиной венцов или мучений; пленение же иначе судится во время молитвы, иначе – в другое время, иначе – в отношении предметов безразличных, т. е. ни худых, ни добрых, и иначе в худых помышлениях. Страсть же без сомнения подлежит во всех или соразмерному покаянию, или будущей муке, но кто первое (т. е. прилог в мысли) помышляет бесстрастно[79], тот одним разом отсекает все последнее.

74. Просвещеннейшие и рассудительнейшие из отцов приметили еще иной помысл, который утонченнее всех вышепоказанных. Его называют набегом мысли, и он проходит в душе столь быстро, что без времени, без слова и образа мгновенно представляет подвизающемуся страсть. В плотской брани между духами злобы ни одного нет быстрее и неприметнее его. Он одним тонким воспоминанием, без сочетания, без продолжения времени, неизъяснимым, а в некоторых даже неведомым образом вдруг является своим присутствием в душе. Кто плачем успел постигнуть такую тонкость помысла, тот может нас научить: каким образом одним оком, и простым взглядом, и осязанием руки, и слышанием песни, без всякой мысли и помысла душа может любодействовать страстно.

75. Некоторые говорят, что страсти входят в тело от помыслов сердца, а другие, напротив, утверждают, что худые помыслы рождаются от чувств телесных. Первые говорят, что если бы не предшествовал ум, то и тело не последовало бы. Последние же приводят в защиту своего мнения зловредное действие телесной страсти, говоря, что весьма часто худые помыслы получают вход в сердце от приятного взгляда, или от осязания руки, или от обоняния благовония, или от слушания приятного голоса. Кто мог познать это о Господе, тот и нас пусть научит, ибо все это весьма нужно и полезно для тех, которые разумно проходят духовное делание. В простоте же и правоте сердца пребывающим делателям нет в этом никакой надобности, ибо не все могут иметь тонкое ведение и не все – блаженную простоту, эту броню против всех ухищрений лукавых бесов.

76. Некоторые из страстей, родившись в душе, переходят в тело, а некоторые – наоборот. Это последнее случается обыкновенно с мирскими, а первое – с проходящими монашеское житие, по неимению к тому случаев. Что касается до меня, я скажу о том: будешь искать в злых разума – и не найдешь (ср. Притч. 14, 6).

77. Когда после долгого подвига против беса блуда, единомышленника нашей бренной плоти, мы изгоним его из сердца нашего, изранив его камнем поста и мечом смирения, тогда тот окаянный, как червь некий, пресмыкаясь внутри нашего тела, будет стараться осквернить нас, подстрекая на безвременные и непристойные движения.

78. Этому же наиболее подвержены те, которые покоряются бесу тщеславия, ибо они, видя, что уже нечасто возмущаются в сердце своем блудными помыслами, преклоняются к тщеславию, а что это справедливо, в том сами они могут увериться, когда, удалившись на время в безмолвие, будут внимательно испытывать самих себя. Они непременно найдут, что в глубине их сердца скрывается некий тайный помысл, как змей в гноище, который в некоторой степени чистоту внушает им приписывать собственному тщанию и усердию, не давая тем окаянным подумать о словах апостола: что ты имеешь, чего бы не получил даром (1 Кор. 4, 7), или непосредственно от Бога, или с помощью других и посредством их молитвы? Итак, да внимают они себе и да стараются о том, чтобы умертвить вышепоказанного змия многим смиренномудрием и извергнуть его из сердца, чтобы, избавившись от него, смогли и они некогда совлечься кожаных риз (сладострастия) и воспеть Господу победную песнь чистоты, как некогда оные евангельские целомудренные дети. И без сомнения воспоют, если одетые не окажутся нагими незлобия и смирения, свойственного младенцам (ср. 2 Кор. 5, 3).