Лета

— Я подчиняюсь вам во всех отношениях, мадам, — сказал он, чувствуя, что надежда начинает петь в сердце.

* * *

Даву присутствовал при ее пробуждении, ее рука была в его руке, когда она открыла свои фиолетовые глаза, глаза его Темноволосой Кэтрин. Она посмотрела на него с абсолютным пониманием, подняла руку и поправила черные волосы; затем ее глаза устремились на пару, стоявшую позади него, Старого Даву и Рыжую Кэтрин.

— Молодой человек, — церемонно сказал Старый Даву, положив руку на плечо Даву, — позвольте мне представить вас моей жене. — А затем (мудрейший из сибов) он наклонился и прошептал весьма многозначительно на ухо Даву: — Я надеюсь, когда-нибудь ты сделаешь то же самое для меня.

Удивленный Даву сделал вывод, что секрет брака, длящегося два столетия, состоит в том, чтобы вовремя закрыть глаза.

— Признаюсь, я немного завидую, — сказала Рыжая Кэтрин прежде, чем покинуть комнату вместе со Старым Даву. — Завидую новой жизни моего близнеца.

— Это также и твоя жизнь, — сказал он. — Она — это ты.

Но она посмотрела на него с тоской, и ее пальцы сложились в знак, которого он не разобрал.

Даву отвез жену на медовый месяц в Скалистые горы, истратив часть своей зарплаты за семьдесят восемь лет на аренду хижины в горной долине над истоком Рио-Гранде, где ветер шумел в соснах, в небе лениво кружили ястребы и солнце слепило глаза. Они совершали долгие прогулки по холмам, готовили простую еду на кухне-времянке, любили друг друга на хрустящих льняных простынях.

Он устроил в хижине кабинет, два стола спиной друг к другу. Кэтрин засела за изучение биологии, экологии, нанотехнологии и квантовой физики — у нее уже была солидная общая подготовка, не хватало лишь специальных знаний. Даву выступал в роли наставника и сам старался поскорее ознакомиться с последними достижениями в своей области. Она — ей еще не придумали имя, хотя Даву мысленно называл ее «Новая Кэтрин» — просматривала старые загрузки Темноволосой Кэтрин, концентрируясь на ее работе, на ее понимании проблемы.

Однажды, открыв глаза после загрузки, она посмотрела на Даву и покачала головой.

— Это странно, — сказала она. — Это я, я знаю, что это я, но ее стиль мышления… — «Я не понимаю, — показала она. Нам говорили, что нас делают не воспоминания, а образ мыслей. Мы — те, кто мы есть, потому что мыслим определенным образом… но мне кажется, я мыслю не так, как она».

— Это вопрос привычки, — сказал Даву. — Ты просто привыкла мыслить иначе.

«Возможно», — уступила она, сдвинув брови.

— Ты — Рыжая Кэтрин — раньше загружала воспоминания Темноволосой Кэтрин. Теперь тебе не составит труда понять ее.

— Я не сосредотачивалась на технических аспектах ее работы, на том, как она подходила к решению проблем. Их интерпретация лежала за границами моего опыта — я уделяла больше внимания другим моментам ее жизни. — Она подняла глаза на Даву. — Например, моменты ее близости с тобой. Которые были очень богаты, интенсивны и вызвали у меня нечто вроде ревности.

— Тебе нет нужды ревновать сейчас.

«Возможно», — показала она, но ее темные глаза остались задумчивыми.

После этого он стал физически ощущать молчание Кэтрин, ее отсутствие, которое наполняло хижину невидимым, но осязаемым облаком ее мрачных мыслей. Кэтрин проводила время, копаясь в себе или неутомимо сканируя загрузки Темноволосой Кэтрин. За едой и в постели она была тихой, задумчивой — предельно дружелюбной и, как ему казалось, не то чтобы несчастной, но слишком погруженной в свои мысли.

Она приспосабливается, подумал он. Человеку, прожившему двести лет, не так-то просто измениться.

— Я поняла, — сказала она десять дней спустя за завтраком, — что мой сиб — Рыжая Кэтрин — трус. Что меня создали — и других сибов тоже, чтобы мы делали то, для чего у нее не хватает духу. — Фиолетовые глаза спокойно смотрели на Даву. — Она хотела полететь с тобой на Атуган — хотела испытать силу твоего желания — но что-то удержало ее. И она создала меня, чтобы я сделала это за нее. Таково мое предназначение… выполнять ее предназначение.

— Что ж, значит, это ее потеря, — сказал Даву.

«Увы!» — показали ее пальцы, и Даву почувствовал холодок, пробегающий по спине.

— Но я тоже трус! — крикнула Кэтрин. — Я не твоя храбрая Темноволосая Кэтрин и не смогу ею стать!

— Кэтрин, — сказал он, — ты ведь тот же самый человек — вы все одно и то же!

Она покачала головой.

— Я думаю не так, как твоя Кэтрин. Не обладаю ее мужеством. Не знаю, что освободило ее от страха, но это нечто, чем я не располагаю. И… — Она потянулась через стол и сжала его руку. — У меня нет того чувства к тебе, которым обладала она. Я просто не… я пыталась, я читала эту всепоглощающую страсть в своем сознании, сравнивала ее с тем, что чувствую сама, и… то, чем обладаю, — это ничто по сравнению с ее чувством. Я хотела чувствовать то же самое. Правда, хотела бы. Но если я кого и люблю, так это Старого Даву. И… — она выпустила его руку и встала из-за стола. — Я трус, и я нашла трусливый выход из положения. Я должна уйти.