Своего третьего Роджера я встретил за год до его смерти. Третий Роджер был моим другом, драгоценным другом. Несмотря на то что болезнь, которая свела его в могилу, уже подточила его силы, Роджер, казалось, в тот последний год жизни достиг расцвета — он тянулся к нам, и теперь ясно, что оставил в нас свой отсвет. В тот год я общался с ним больше, чем за все предыдущие годы знакомства. Я помню, как он согревал своей добротой и обаянием наши барбекю, вечеринки, игры, свадьбы и новоселья.
Было совершенно очевидно, что в этот последний год Роджер был счастлив, и смотреть на него было радостно. Как в домашней обстановке, так и во всех остальных случаях он неизменно проявлял свою замечательную оригинальность мышления, широкую эрудицию и неподражаемую элегантность.
Знать его было привилегией. То, что его нет с нами, остается трагедией.
Он был единственным в своем роде, и те, кто пользовался привилегией знать его, тоскуют о нем каждый день.