Лета Триглава

Полада вновь затянулась, щурясь на идол Гаддаш. Грозди грудей истекали воском: внутрь головы идола воткнута замешанная на гаддашевом молоке свеча, когда воск собирается внизу — его соскребают и мешают с травами, режут на ломти и так подают на требищах. Кто вкусит гаддашева молока — к тому придут видения. Хорс не знал, верить ли, но видела Полада, как из небесной трещины спускается черный люден, и в одной руке у него блиставицы, а в другой — огненный глаз. Видит этим глазом все Тмутороканское княжество от моря до самых заповедных гор. Найдет однажды и Хорса, как бы ни скрывался он и как бы ни переезжал из городища в городище.

Хмыкнул, пригладил обеими ладонями гладкие волосы, привстал.

— Куда? — потянулась следом Полада.

— Пройдусь.

— По люду соскучился? Что тебе до них?

— Любопытно, — задумчиво ответил Хорс. — Давно наблюдаю, а все как впервые. Иной раз кажется, будто дикие да грубые, и зло берет, какие глупые вещи творят. Иной раз диву даешься, до чего сметливы и великодушны. Хочется помочь всем и каждому, и нет возможности помочь всем и каждому, потому как сам я не совершенен и нуждаюсь в помощи.

Осекся и умолк. Наклонившись, поцеловал Поладу в темя, и вышел в зал.

Там продолжалось веселье. Грохот стоял такой, что Хорс не сразу разобрал — топочут ли каблуки пьяных гостей, или Полада все же подалась следом. Визжали бабы. Хрипела соленая мужицкая ругань.

— Вот паскуда! — слышалось. — Ну, стой! Догоню — волосы повыдергаю!

Взметнулись пшеничные косы, веером — сарафан. Какая-то ушлая девица перепрыгнула через перила лестницы и грохнулась о стол. Гости отпрянули, девки завизжали, а посуда так и повалилась под ноги.

Хорс подоспел вовремя, поймав девицу под руки.

— Куда спешите, сударыня? Или гонится кто?

— Он! — взвизгнула девчушка, указав перстом на приближающегося мужика. Лицо у него заросшее, дикое, взгляд хищный, с желтизной. Такой действительно прирежет и не задумается.

— Отдай девку! — проревел. — Моя!

— Заплачено? Или позволение ее получено? — холодно поинтересовался Хорс, закрывая девчушку спиной.

— Не твоя печаль! Отдавай добычу или не сдобровать!

— Угрожать изволите, сударь? Так пожалуйте на честный поединок!

Мужик не ответил, замахнулся кулаком. Хорс завел глаза — в какой раз за последние дни ему хотят пустить кровь? Но медлить и здесь не стал. Подался навстречу задире, подскочил и одним точным ударом раскровянил ему нос. Мужик обеими руками схватился за лицо и утробно заревел — не то от боли, не то от неожиданности. Вокруг них сразу образовался круг — и девки, и мужики прянули к лестницам и стенам, чуя — будет драка.

— Осталось еще желание сударынь без их позволения домогаться? — осведомился Хорс. — Или все-таки решим спор как благородный люд?

В толпе одобрительно заулюлюкали.

Мужик отнял от лица окровавленную ладонь и ощерился, показав крупные, с одной стороны вымазанные кровью зубы.

— Честный поединок хочешь? — прохрипел он, блеснув зажелтевшими глазами. — Давай! Только с моей стороны нечестный будет!

И грянул оземь.

С треском на хребте разорвалась рубаха, в прореху густо набилась шерсть. Уши заострились, лицо вытянулась в дудку, превратившись в морду, и в пасти кинжалами прорезались волчьи клыки.

Бабы завизжали и прыснули кто куда, изо всех сил крича:

— Волкодлак в доме! Спасайся, кто может!

Оборотень прыгнул.

Не мешкая, Хорс выворотил стол. Волкодлак ударился о него грудью и припал на задние лапы. Сквозь носы разодранных сапог скребли о половицы загнутые звериные когти.

— Стреляй, стреляй! — вопил кто-то из мужиков.

Другой выхватил самострел и выстрелил — пули с хлопком засели в спутанной шерсти. Волкодлак взвился, полоснул когтистой лапой. Стрелявший схватился за живот, пытаясь удержать вывалившиеся кишки, но закатил глаза и кулем осел на пол.

Запахло потрошенной тушей и кровью.

«Это же оборотень, — запоздало подумал Хорс. — Его не берет свинец».

А вслух закричал опешившим бабам:

— Что ждете?! Давайте наверх! Живей!

Те будто ждали приказа и, давясь и толкаясь, дунули в терема.

— Давай сюда, блохатый! — Хорс швырнул в волкодлака чугунным горшком. Спасенная им девчушка успела поднырнуть под стол за миг до того, как соседний с ней разбили в щепы волчьи когти.

Хорс довольно резво уворачивался от когтей и клыков волкодлака, то подныривая под живот и оказываясь у того за спиной, то успевая печным заслоном ударить в оскаленную морду. Оборотень вспарывал воздух когтями как попало, сорвав с Хорса котелок, сбивая лампы и в лоскуты раздирая оконные занавески. Сквозь окна сочился тусклый серебряный свет, отчего шерсть волкодлака казалась не агатово-черной, а с проседью. Был бы под рукой обрез с зарядом дроби, отлитой из серебра…

Краем глаза заметил: в красном углу, под деревянными идолами стояла посудина для жертвоприношений — серебряная чаша в резных узорах, серебряные ложечка и нож.

Девчушка перехватила взгляд Хорса и будто поняла. В два прыжка достигла красного угла, схватила жертвенный нож и тщательно обтерла о подол — серебро должно быть чистым.