Летающая В Темных Покоях, Приходящая В Ночи

На вопросы яворицких евреев — что же, по его мнению, произошло в доме «литовца», отчего случился такой страшный и странный пожар, — рабби Хаим-Лейб не отвечал. Особенно часто спрашивали о том девять «хасидов Алтера». Нужно сказать, что чувствовали они свою вину — смутную, не выговариваемую вслух, но все-таки жившую в них и заставлявшую по вечерам, перед сном сжиматься их сердца. И приходили они в синагогу, обращались к рабби Хаиму-Лейбу с робкими вопросами — мол, что же там случилось, в доме реба Алтера, не поджег ли хулиган какой? Ведь не может огонь от пожара быть столь сильным, чтобы испепелить человека без следа, ведь правда, реб Хаим? И рабби Хаим-Лейб кивал головой — мол, правда, не бывает такого.

— Так что же там было? — допытывались менакер Зисл, и плотник Шмельке, и портной Фишель, и возчик Мендель, и еще пять человек, имен которых ныне не помнят.

И рабби Хаим-Лейб разводил руками — мол, не знаю, друзья мои, понятия не имею, даже представить себе не могу.

На самом деле он сразу понял: Высший Суд рассмотрел жалобу Алтера-Залмана Левина на Нотэ-Зисла Гринбойма. И выслушал требование Алтера-Залмана о наказании Нотэ-Зисла огненной розгой. И Высший Судья взял в руку огненную розгу, чтобы наказать преступника. Но не признал таковым Нотэ Гринбойма, ибо можно ли любовь считать преступлением? Вот потому-то огненная розга, поднятая крепкой рукой Судьи Праведного, опустилась не на Нотэ Гринбойма, а на жалобщика, который оказался клеветником. И вспыхнул ослепительным белым пламенем реб Алтер, когда коснулась его души огненная розга Всевышнего.

Но реб Хаим никому и никогда этого не рассказывал. Даже Рохле, которая вскоре вернулась в Яворицы вместе с молодым мужем Нотэ-Зислом Гринбоймом. Молодожены построили новый дом и жили в нем долго и счастливо — насколько это возможно в еврейском местечке.

БАЛЛАДА О КОЭНЕ И ВДОВЕ