«Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2

В выступлении командующий часто упоминал имя отца, называя его «товарищ Сталин». Все выступавшие говорили примерно одно и то же, не делая никаких конкретных предложений. Слушать их было уже неинтересно. Кое-кто начал подремывать. Некоторое оживление внес его заместитель генерал Редькин. Он в красках рассказал, как несколько дней назад поломал на взлете Як-11 под боком у командующего. Произошло это здесь, на центральном аэродроме. «Самолет только подпрыгнул, а я подумал, что он уже оторвался, и тут же убрал шасси. Машина просела, зацепилась винтом за бетонку и легла на фюзеляж. Поломка произошла по моей вине. Я проявил недисциплинированность. Ведь хорошо знал, на какой высоте надо убирать шасси, а тут поторопился. Иной раз и летчики ломают машины. С этим надо кончать», – самокритично распинался Редькин. Его монолог вызвал улыбки в зале, в том числе и у сидевших в президиуме генералов. Для разрядки Сталин приказал показать нам кинофильм, в котором был снят пилотаж на реактивных машинах во время воздушного праздника в Тушине.

Когда он увидел перевернутый полет старшего лейтенанта Фокина, то невольно выкрикнул: «Фокин, видишь свой левый крен?» Фокин молчал. Не услышав ответа, командующий повторно его окликнул, но тот опять не отозвался. «Луцкий! Фокин здесь?» – «Здесь, товарищ командующий». После ответа командира дивизии раздался немного хрипловатый голос Фокина: «Я здесь, товарищ командующий». «Что молчишь, боишься, ругать буду?» – «Нет, товарищ командующий, просто у меня голос тихий», – оправдывался летчик. «Видишь свой левый крен? Я ведь тебе говорил о нем, а ты утверждал, что идешь без крена». Для большей убедительности командующий приказал остановить кадр. Сколько мы ни всматривались, никакого крена не увидели, да и не могли видеть его. Попробуй его заметить на фоне неба вне видимости горизонта. К тому же eщe не ясно, есть ли крен у самой кинокамеры. Сделал он это, как нам показалось, не столько для дела, сколько для того, чтобы показать всем, вот, мол, кaкoй я наблюдательный, все вижу. Даже такие почти незаметные тонкости вроде этого кренчика. Потом нам показали еще несколько короткометражных фильмов, не имевших никакого отношения к делу.

На этом совещание закончилось. Не было подведения итогов, не приняли никаких решений. Мне показалось, что это мероприятие проводилось больше для вида, чтобы поставить галочку в отчетах. Нам, летчикам, оно ничего не дало. Некоторое недоумение вызвало у нас поведение находившихся на совещании Главкома и начальника штаба ВВС, которые за все время не проронили ни слова. Складывалось впечатление, будто они не являются старшими начальниками для Сталина. На совещании, за исключением одного командира звена, выступали в основном командиры дивизий и полков, да и то только истребительных. Командующий отдавал им предпочтение, так как сам был истребителем. Остальную авиацию он считал второстепенной.

Толково выступил только Долгушин. Никаких изменений в организации и проведении полетов у нас не произошло. Все продолжало оставаться по-старому. Единственное, о чем стали поговаривать, так это о разделении летчиков на классы. Этого хотели все. Классификация интересовала как рядовых летчиков, стремившихся иметь более высокий класс, так и командиров, которые хотели бы иметь больше классных летчиков в своих подразделениях. До нас доходили лишь предположения, но давно известно, что часто новое начинается обычно со слухов. В верхах, по всей видимости, какая-то paботa в этому направлении велась.

Пришедшая осень снизила интенсивность полетов. Ненастные дни с низкой облачностью не давали возможности совершать необходимое количество полетов на полигон. На малой высоте на полигоне особенно не поработаешь. Это не то что полеты на боевое задание во время войны, когда такой погоды иной раз только и ждали. Зато наступило самое время летать в облаках. Полеты в облаках – дело нужное. В них надо уметь хорошо летать, а у нас, к сожалению, еще нe все научились свободно держаться в облаках. Причин тому было много. Но главная – недостаточная оснащенность приборным оборудованием самолета.

В частности, отсутствие радиокомпаса, пеленгатора, а также противообледенительных систем. Для полетов в СМУ не были оборудованы и аэродромы. Какими они были во время войны, такими и оставались. О посадочных радиолокаторах мы вообще ничего не слышали. Приводные радиостанции имелись только на аэродромах транспортной, бомбардировочной и истребительной авиации. Все вышесказанное дает понять, что ни о каких серьезных полетах вне видимости земли мы и мечтать не могли.