- Опустись, малышка Сэм. Не упрямься. - он расчистил от мусора клочок пространства возле себя и похлопал ладонью по полу. - Вся в папашу. Джейсон ведь тоже был редкостный упертый баран….
Санни поднял бутылку, запрокинул голову, сделал несколько смачных глотков и, поморщившись, глубоко занюхал сальной манжетой.
- А ко всему ещё и мудак. - горло, обожженное алкоголем, осипло. - Честно признаться, мы все мудаки — все пятеро. Но самый большой мудак — твой папашка. Подумать только: заварить кашу и так ловко прикинуться херувимчиком.
- Думаю, нам не о чем разговаривать. Я приехала не для того, чтобы выслушивать оскорбления в сторону отца. И если бы не знала тебя — уже давно сломала челюсть.
Я попыталась встать, но Санни удержал меня за плечо. Даже жутко пьяный, с осунувшимся неживым лицом и худыми, как палки руками он оставался очень сильным.
- Останься, малышка Саманта! Поговори со мной. Возможно последний раз.
Желтые загрубевшие пальцы ловко вытащили толстую сигарету из пачки. Пламя зажигалки озарило усеянное капиллярами лицо. Крепкий вдох, и горький голубой дым растёкся по сторонам.
- Помнишь наши походы? - Санни глядел в стену перед собой и улыбался. - Поездки в Рочестер на Лейк-Онтарио? Ох, как ты визжала, когда мы тащили окуней!
Он засмеялся, вздрогнув всем телом, но резкий сухой кашель оборвал его.
- Я и сейчас не в восторге от вида живой рыбы.
Стена напротив ожила, обвилась плющом и заросла мхом, по бокам проросли ветви вязов, послышался запах уютной заводи у травянистого озерного берега, а в волосах запутался теплый летний ветер. Перед глазами возродились те самые дни, те места, которые остались в далеком прошлом. Скользкая большущая рыба у папы в руках бьет хвостом и хватает страшным зубастым ртом воздух. На голове Санни бейсболка «Нетс», я в лёгких розовых шортах и желтом топе, а на зубах брекеты. Вода в озере — чистый изумруд — прозрачная, свежая, а противоположный берег окаймляют белые скалы, бережно сточенные за тысячу лет ветром и дождями.
Санни сделал ещё пару глотков и глубоко затянулся.