Летать или бояться

На выходе из туалета его поджидал до блеска выбритый мужчина. Его наряд представлял собой предназначенную для Хеллоуина версию костюма руководителя предприятия высокотехнологической отрасли: темно-синий пиджак спортивного покроя, без галстука, джинсы, кроссовки. По-видимому, американец. На его лице отразилось узнавание, которое явно было односторонним – Джон к этому так и не привык: вероятно потому, что никогда не мог определить, действительно ли это одностороннее узнавание. Этот мужчина знал, кто такой Джон, и предполагалось, что Джон должен быть рад встрече с ним. Каждый считает себя звездой собственной биографии.

Мужчина назвал Джона по имени и протянул руку. Визитка, украшенная печатью посольства, материализовалась в ней: «РАССЕЛ ГАЛЛАХЕР, АТТАШЕ ПО КУЛЬТУРНЫМ СВЯЗЯМ». По представлениям Джона, такие слова, как «атташе» и «культурные связи», должны были служить прикрытием для разведслужбы.

Джон попытался в ответ дать свою визитку, но Галлахер сказал, что в этом нет необходимости. Джон убрал визитку в карман и спросил:

– Вы – мой сопровождающий?

У Галлахера был мальчишеский смех типа «ой-не-щекочи-меня», хотя возраст уже проделал свою работу вокруг его глаз и начал отодвигать назад линию волос.

– К сожалению, нет. Вы не слишком популярны в посольстве. Возможно, вам это неизвестно, но они пытались помешать вашему приезду сюда.

Джон отдавал себе отчет в том, что для оставшихся верноподданных осколков администрации он является персоной нон грата. Но то, что посольство пыталось предотвратить его появление на международной конференции, поразило его. Этим людям что, делать нечего?

– Вы правы, – ответил он Галлахеру, – этого я не знал.

От сознания собственной смелости Галлахер снова расхохотался. Слишком уж он старается, подумал Джон.

– Но оказалось, что вашей подруге, профессору Армастус, не нравится, когда ею манипулируют. У нее тоже есть друзья. Чем больше усилий прилагало посольство, тем более решительно они старались заполучить вас. Кстати, вы произнесли прекрасную речь.

– Я познакомился с профессором Армастус только сегодня. И спасибо.

– Послушайте, – сказал Галлахер, уверенный, что теперь, о чем бы он ни захотел поговорить, все пойдет как по маслу, – я здесь по собственной воле, хочу сказать, что многие из нас благодарны вам за то, что вы сделали.

– Еще раз спасибо.

Галлахер самодовольно, но любезно посмотрел на Джона.

– Мой семидесятидвухлетний отец был ветераном Вьетнама. Одной из операций, в которых он участвовал, была операция «Феникс»[28]. Он всегда говорил, что операция получила столь неподходящее название потому, что разрабатывалась гениями, а воплощалась идиотами. Но даже при этом она была самой эффективной операцией, какую мы когда-либо проводили против Вьетконга. После войны даже сами коммунисты это признали. Мой отец служил в Сайгоне и рассказывал, что к тысяча девятьсот семьдесят второму году средняя вероятная продолжительность жизни главаря коммунистической ячейки равнялась четырем месяцам. Ничто из того, что вы отстаиваете, ничуть не хуже того, что делал мой отец в рамках «Феникса» и чем он гордился. Просто мне хотелось, чтобы вы знали, что многие из нас восхищаются вами.

Работая над своими записками, Джон, разумеется, ознакомился с операцией «Феникс». Он выяснил, что ЦРУ сделало внутреннее заявление о том, что «Феникс» будет «проводиться в соответствии с общепринятыми военными законами». Он также узнал, что некоторые американские офицеры подали рапорты об отставке, поскольку считали аморальным то, что им приказывали делать. Джон посмотрел на Галлахера. Назначение в неперспективную Эстонию говорило само за себя. Его отец охотился за коммунистами. Самое большее, на что мог осмелиться сын, – это бросить вызов своему посольству, сказав Джону, чтобы он выше держал голову. Консерватизм, приверженцем которого он, несомненно, был, не считался правильной философией. Это было плохим умонастроением. Несколько секунд оба молчали.

– Хотите выпить? – спросил Галлахер. – Судя по вашему виду, вам это не помешает.

Джон не хотел пить. Однако решил не отказываться. Они вместе вышли из «Виру» в еще светлый летний таллинский вечер. Джон спросил Галлахера, сколько он уже служит в здешнем посольстве.

– До этого я работал в Греции. В общей сложности десять лет. А еще раньше служил в морской пехоте. В тысяча девятьсот девяносто восьмом году получил капитана. Вышел в отставку слишком рано, чтобы поучаствовать в последующем веселье.