Летать или бояться

Внезапная дикая боль сконцентрировалась в правой ноге, под коленом, пронизав нежную плоть между сухожилиями и мышцами. Когда он попытался выпрямить ногу, боль стала такой, какой он еще никогда не испытывал. Чем бы ни было то, что вонзилось в чувствительный механизм его колена, боль отозвалась во всем его организме, заполнила его целиком, стала миром вокруг него.

Воя от нестерпимой боли, Райан скорчился на полу, прижимая проткнутое колено к груди. Он кричал не переставая, и до него не сразу дошел тот странный факт, что никто не реагирует на его вопли.

Протянув руку к креслам 11В и 11С, он сдернул с них одеяла, и в проход выпала книга Дэна. Супруги столкнулись головами, и муж плюхнулся грудью на разложенный столик. Струйка темно-красной крови вытекла из его левой ноздри, а следом за ней высунулся кончик палочки для кофе. Его жена как будто рыгнула, и из ее открытого рта что-то выползло – красная тень, густо покрытая яркой артериальной кровью.

Из дрожащих губ Райана вырвался стон. Он покачнулся, и боль с новой силой пронзила его. Из его правой подколенной чашечки торчал нож. Подтянув штанину джинсов, он увидел его белую пластмассовую ручку.

На Райана накатила волна тошноты, но он продолжал смотреть, не веря своим глазам: его ногу проткнул пластмассовый нож! С другой стороны колена высовывался кончик лезвия, обточенный или обкусанный до остроты скальпеля.

Он повернулся к слепой девочке и коснулся ее, надеясь, что она завоет, как пожарная сирена, но она перевалилась через подлокотник своего кресла и стукнулась головой о лоб Райана. Рот у нее раскрылся, губы были усеяны красными хлопьями того же цвета, что и слякоть, в которой он сидел. Кожа девочки была холодной, как мрамор, руки и ноги вялыми и безжизненными, как у куклы, но ее тело вдруг сотряслось в посмертном приступе кашля.

Они появились из ее рта вместе с этим кашлем и начали переползать через губы, к мокрым коленям, злобно глядя на Райана поверх подлокотника.

Со своими гофрированными грудками и коническими экзоскелетными ножками, они походили на жуков или богомолов. Их тела позаимствовали формы вперемешку от насекомых, рептилий и амфибий, но их омерзительные лица были миниатюрными масками зорокуа (или прятались за этими масками).

Самое большое из этих существ не превышало в длину двадцати сантиметров, однако они смотрели на него сверху вниз с высоты своего «насеста» – они были его хозяевами.

Райан попятился к пилотской кабине. Но куда бы он ни взглянул, они повсюду ползли по мертвым телам, глядя на него из-за подголовников. Он сам прополз мимо матери с детьми – распухших и почерневших от асфиксии, – мимо ссутулившегося над своим ноутбуком бизнесмена с воткнувшимися в глазницы шариковыми ручками, мимо стюардессы с торчавшим из горла, как из второго рта, отбитым горлышком бутылки пива «Империал». Он отползал и отползал, пока не уткнулся в бронированный массив двери пилотской кабины.

Все в салоне были мертвы.

В наши дни кабины экипажа защищены, как банковские сейфы. Райан бросался на дверь, кричал, чтобы ему открыли, пока он еще жив, орал, что нечто убило всех, кто был в самолете, но сам он невиновен и не заслуживает смерти…

«Дамы и господа, мы благодарим вас за то, что вы выбрали компанию «Пура вида», и просим всех оставаться на своих местах, не включать свои электронные устройства и не доставать багаж до полной остановки самолета…»

Это был спокойный, почти сонный голос, умиротворяющий… и записанный на пленку. В Лос-Анджелес они должны были прилететь еще только через час.

Дверь оставалась герметически закрытой. Вероятно, экипаж по ту ее сторону был мертв или совершенно равнодушен к тому, что происходит в салоне. Райан стал искать телефон.

Тьма выпрыгнула из рядов кресел, заполонила проход и потекла к нему, как колония муравьев. Он замолотил в дверь, нечленораздельно вопя, но они приближались к нему не для того, чтобы убить.

Они хотели, чтобы он взял маску. Они принесли и положили ее перед ним на пол.

Они хотели, чтобы он надел ее.

Самолет содрогнулся, когда выпущенное шасси встретило напор ревущего ветра. Салон по-прежнему представлял собой неосвещенную пещеру, но предвещающее бурю янтарное свечение Тихуаны[49] уже вливалось внутрь через иллюминаторы, как поток, прорвавшийся из засоренного общественного туалета.

До Райана, скорчившегося на полу перед дверью, наконец медленно дошло, что он не умрет. В оцепенении он поднял маску, слишком поздно увидев ее новым взглядом. Она не была ни безделушкой, ни сокровищем, ни даже маской.

Она была дверью. Пролитая им кровь отворила ее. Чтобы они смогли покинуть это место, дверь должна была снова открыться. Все было просто, раз не имелось другого выбора, кроме как принять это как должное.

Райан надел маску. Твердая внутренняя поверхность ее ласкала лицо занозами, которые росли и проникали ему под кожу.