Летать или бояться

Пока летающий человек, планируя на утреннем ветерке, спускался на землю, император осмотрелся вокруг. Он увидел крестьянина, спозаранку вышедшего в поле и тоже глядевшего в небо, и запомнил, где тот стоял.

Летающий человек приземлился в солнечном ореоле, шурша бумагой и бамбуковыми рейками. Неуклюже из-за своей громоздкой оснастки, но горделиво он подошел к императору и поклонился старику.

– Что ты сделал? – требовательно спросил император.

– Я пролетел по небу, ваше величество, – ответил мужчина.

– Что ты сделал? – снова спросил император.

– Я же вам только что сказал! – воскликнул тот.

– Ты вовсе не ответил на мой вопрос. – Император протянул руку и коснулся красивой бумаги и птичьего хвоста летающей машины. От них веяло прохладой.

– Разве она не прекрасна, ваше величество?

– Да, слишком прекрасна.

– Она – единственная в мире! – улыбнулся мужчина. – И я – ее создатель.

– Единственная в мире?

– Клянусь вам!

– А кто еще знает о ней?

– Никто. Даже моя жена, которая считает, что я сошел с ума, перегревшись на солнце. Она думала, что я строю воздушного змея. А я встал среди ночи и пошел к дальним утесам. И когда подули утренние ветерки и забрезжил рассвет, я собрал все свое мужество, ваше величество, и прыгнул с утеса. И полетел! Но моя жена об этом ничего не знает.

– Оно для нее и лучше, – сказал император. – Пойдем.

Они прошли обратно до большого дома. Теперь солнце уже светило вовсю, и от травы шел освежающий аромат. Император, слуга и летчик задержались в огромном саду.

Император хлопнул в ладоши.

– Эй, стража!

Тут же прибежали стражники.

– Возьмите этого человека. – Стражники схватили его. – Позовите палача, – приказал император.

– В чем дело?! – закричал мужчина. – Что я сделал? – Он расплакался, его прекрасный бумажный аппарат зашелестел.

– Вот человек, который соорудил некую машину, – сказал император, – и он спрашивает у нас, что он создал. Сам он этого не знает. Ему был важен сам процесс творения, без понимания, зачем он это делает и на что окажется способно его изобретение.

Прибежал палач с острой серебряной секирой и встал на изготовку, держа ее в обнаженных руках с неимоверно вздутыми мускулами, – его лицо скрывала белая маска безмятежности.

– Одну минуту, – сказал император. Он повернулся к ближайшему столу, на котором стояло сооружение, сделанное им самим. Он снял с шеи цепочку с крохотным золотым ключиком, вставил ключик в такое же крохотное отверстие хрупкой конструкции и повернул его. Машина ожила.

Она представляла собой сад из металла и драгоценных камней. Приведенные в движение птицы запели в карликовых металлических деревьях, волки стали рыскать в миниатюрных рощах, малюсенькие люди выбегали на солнце и убегали в тень, обмахиваясь игрушечными веерами и, стоя у неправдоподобно маленьких, но действующих фонтанчиков, слушали пение крошечных изумрудных пташек.

– Разве это не красиво? – сказал император. – Если бы меня спросили, что я сделал, я бы мог четко ответить: я создал поющих птиц, шелестящие деревья, я заставил человечков гулять в этом саду, наслаждаясь листвой, тенью и пеньем птиц. Вот что сделал я.

– О, император! – упав на колени и рыдая, взмолился авиатор; слезы катились по его лицу. – Я ведь тоже сделал нечто подобное! Я нашел красоту. Я летел вместе с утренним ветром, глядя вниз, на спящие дома и сады, вдыхая запах моря, я даже видел его за холмами со своей высоты. Я пари́л, как птица. О, я не могу выразить словами, как красиво там, наверху, в небе, когда ветер обдувает тебя и несет, как перышко, гонимое взмахами веера. А как пахнет утреннее небо! И каким свободным чувствуешь себя там! Это так красиво, император, это тоже красота!

– Да, – печально согласился император, – знаю, должно быть, так и есть. Потому что я чувствовал, как мое сердце летит по воздуху вместе с тобой, и спрашивал себя: «Каково это? Какие ощущения испытываешь там, в вышине? Как выглядят дальние озера с такой высоты? А мои дома и слуги? Как муравьи? А далекие города, еще не проснувшиеся?»

– Тогда отпустите меня!

– Но бывают времена, – еще печальнее продолжил император, – когда необходимо отказаться от толики новой красоты, чтобы сберечь ту красоту, которая уже есть. Тебя-то самого я не боюсь, но я боюсь другого человека.

– Какого человека?

– Того, другого, который, глядя на тебя, построит такую же машину, как эта, из бамбука и цветной бумаги. Но у этого другого человека будет злобное лицо и злобное сердце, и от красоты ничего не останется. Вот этого человека я боюсь.

– Но почему? Почему?

– Кто поручится, что когда-нибудь такой человек, в таком же аппарате из бумаги и бамбука, не пролетит в небе над нами и не сбросит огромные камни на Великую Китайскую стену? – ответил император.

Никто не шелохнулся и не произнес ни слова.

– Отрубите ему голову, – сказал император.

Палач занес свою серебряную секиру.

– Сожгите воздушного змея и тело его изобретателя и захороните их прах вместе, – велел император.

Слуги выступили вперед, чтобы исполнить повеление.

Император обратился к своему приближенному слуге, который первым увидел летающего человека.