Летать или бояться

Рано начав писать успешные (и зачастую страшные) рассказы в жанре хоррор, такие как «Маленький убийца» и «Гонец», Рэй Брэдбери стал одним из колоссов научной фантастики XX века. Он написал классический роман «Что-то страшное грядет» и серию рассказов, действие которых происходит в Гринтауне, штат Иллинойс, – по аналогии с рассказами Шервуда Андерсона об Уайнсбурге, штат Огайо. Однако в рассказе, который напечатан ниже, Брэдбери переносит нас в Древний Китай и всего в полутора тысячах слов наглядно рисует теневую сторону авиации. «Вот человек, который соорудил некую машину, – сказал император, – и он спрашивает у нас, что он создал. Сам он этого не знает». Рассказ о летающей машине Амброза Бирса ироничен; Брэдбери же предлагает нам некую аллегорию, задавая обманчиво простой вопрос: понимаем ли мы смысл и значение того, что сами создаем? А за этим маячит еще один вопрос: может ли однажды изобретенное быть отменено и забыто?

Году в четырехсотом от Рождества Христова император Юань сидел на своем троне за Великой Китайской стеной, и земли его зеленели, орошаемые дождями, готовящиеся к жатве, и мир царил на них, и люди были не то чтобы слишком счастливы, но и не слишком несчастны.

Рано утром первого дня первой недели второго месяца нового года император Юань неспешно пил чай, обмахиваясь веером под теплым ветерком, когда по красно-синим плиткам садовой дорожки прибежал слуга с криками:

– О, император, император, чудо!

– Да, – сказал император, – воздух нынче утром сладок.

– Нет, нет, чудо! – быстро кланяясь, повторил слуга.

– И этот чай приятен на вкус, конечно же, это чудо.

– Нет, нет, ваше величество.

– Ну, тогда дай догадаюсь: солнце встало, и на нас снизошел новый день. Или море синее. Сейчас это самое прекрасное из всех чудес.

– Ваше величество, человек летает!

– Что? – Веер замер в руке императора.

– Я видел его в воздухе, человека, летящего на крыльях. Я услышал Голос, нисходящий с неба, и когда поднял голову, он был там – дракон, летящий в небесах, держа в зубах человека, дракон из бумаги и бамбука, раскрашенный в цвета солнца и травы.

– Сейчас очень рано, – сказал император, – ты, видно, еще не совсем очнулся ото сна.

– Да, сейчас рано, но я видел то, что видел! Пойдемте, и вы тоже это увидите.

– Присядь здесь, рядом со мной, – сказал император. – Выпей чаю. Если это правда, то действительно странно – увидеть, как человек летает. Не спеши, подумай, мне тоже нужно время, чтобы подготовиться к такому зрелищу.

Они выпили чаю.

– Прошу вас, – сказал наконец слуга, – пойдемте, а то он исчезнет.

Они углубились в сад, пересекли луг, поросший травой, проследовали по маленькому мостику, прошли через рощицу и поднялись на невысокий холм.

– Вот! – воскликнул слуга.

Император посмотрел в небо.

И там, в небе, так высоко, что голос его едва достигал земли, летел человек; он был обернут в ярко раскрашенную бумагу и по бокам его, образуя крылья, простирались бамбуковые рейки, на которые тоже была натянута бумага, а позади виднелся красивый желтый хвост, и человек пари́л в небе, словно птица в своей птичьей вселенной, словно новый дракон в стране древних драконов.

С высоты, овеваемой прохладными утренними ветрами, человек крикнул им:

– Я лечу, я лечу!

Слуга помахал ему рукой.

– Да, да!

Император Юань не шелохнулся. Он посмотрел на Великую Китайскую стену, начавшую проступать из тумана, окутывавшего дальние зеленые холмы, на эту великолепную каменную змею, которая, извиваясь, величественно ползла через всю землю. На эту чудесную стену, которая с незапамятных времен защищала их от вражеских орд и хранила для них мир несчетное количество лет. Он увидел город, приютившийся в излучине реки, и дорогу, и холм – все начинало просыпаться.

– Скажи мне, – обратился к слуге император, – кто-нибудь еще видел летающего человека?

– Нет, только я, ваше величество, – ответил слуга, улыбаясь небу и маша рукой.

Император еще с минуту смотрел на небо, а потом сказал:

– Позови его, пусть спустится ко мне.

– Эй, спускайся, спускайся, император хочет тебя видеть! – закричал слуга, приставив ко рту сложенные чашечкой ладони.