- "Не выдумывай, никого у меня нет, просто мы с тобой разные".
- "И вообще: брак - это форма сексуальной эксплуатации женщин!.."
- "Не говори ничего, я давно решила. Заеду через неделю. Мы разные".
- "Я сейчас в твоей комнате, собираю вещи".
- "Ты запакуй мои книги в коробку картонную, мне сегодня все не увезти. И остальное в чемодан коричневый, ну, тот, с лямками. Ладно?.."
"БРАК - ФОРМА СЕКСУАЛЬНОЙ ЭКСПЛУАТАЦИИ ЖЕНЩИНЫ!"
Очен-но по-марксистски!
Кто из благой идеетворящей троицы сей завет высказал? Маркс? Энгельс? Ленин?..
"Долой сексуальных эксплуататоров!"
"Вырвем им душу вместе с гениталиями!"
Стройные ноги манекенщицы наступили на меня, эксплуататора, как на ступеньку в развитии идейной личности и вознесли хозяюшку чуть выше к заветной цели!..
Трубка черная, ненужная: пиик - пиик - пиик, - положил на рычаги телефона. И вправе ли я Витушку винить? - насквозь советскую молодую женщину? Из двух зол - трехлетней ссылки в деревенскую школу и нескольких месяцев сексуальной эксплуатации - она выбрала меньшее, и - вперед! - к сияющим вершинам марксистско-ленинской философии! Благая цель оправдывает средства...
На меня словно ступор нашел: опустился на дощатый ящик из-под водки, который испокон веков служил в котельной "креслом" для незваных гостей, смотрю на манометры: в третьем котле давление критическое, стрелку зашкаливает, надо сбросить подачу газа, иначе все к черту, ведь полуавтоматика, а руки поднять не могу, во мне самом что-то зашкалило, давление критическое, моя автоматика не срабатывает...
И ведь предполагал изначально, видел, что Витушке нужен я лишь временно, для начального толчка, но забылся, прирастать начал, не привычкой, нет, чем-то большим, что помимо моей воли и сознания во мне возникло. Словно грецкий орех, скорлупой от свиней охраненный, лежал себе, лежал неразгрызенный, и влагой с небес окропленный, сам располовинился и беленькие росточки-корешки в землю пустил, а его копытцем-то с места и сковырнули!
- Хрум! - и тут, доктор, вижу я, но замедленно, словно кадры в кино замедленном, как рвется клепка, и летят листы обшивки, и котел разваливается, и газ слепит взрывом, и семь этажей с квартирами, что над котельной возведены, обрушиваются, а меня нет, я за экраном наблюдаю из зала полупустого, но все, не то, не то, доктор!
Провал... Момент отсутствия.
Но взрыва не было. Это точно.
Вернулся в себя: оказалось, я за столом сижу, под локтем "Журнал дежурной смены", в котлах давление нормальное, и уже двадцать минут четвертого. Ночь на исходе.
Мне смену сдавать в восемь утра.
Дотянул кой-как смену - думал: на улице-то, на свежем воздухе должно полегчать; а то последние часы в тесной котельной невмоготу стало. Один на один захлебывался в своих - непроизнесенных - словах, натыкаясь на патрубки и трубопроводы, шарахаясь от третьего котла: уж слишком он ровно гудел, подозрительно ровно. И телефон старинный с эдакими рогатыми рычажками, сороковых годов телефон, страшил меня своей рогатой убежденностью: казалось, подниму трубку, и логика будущей аспирантки по курсу марксистско-ленинской философии завалит меня кирпичами-цитатами:
"СЕМЬЯ - ФОРМА СЕКСУАЛЬНОЙ ЭКСПЛУАТАЦИИ ЖЕНЩИН!"
И то ли от обиды, то ли от недостатка воздуха (вентиляция барахлила) ком горловой дыхание перешибал; и голова разболелась - мочи нет - словно у институтки взволнованной...
Вышел из полуподвала на улицу, дунуло в лицо сквозняком питерским, полегчало голове, но так мне, доктор, стыдно стало! Стыдно, стыдно, Василий Иванович, - необъяснимо стыдно, даже, доктор, как-то не по-человечески стыдно, такой же стыд разъедал, наверное, грецкий орех, который корешки в землю запустить надумал, а его кабаньим копытцем сковырнули и схрумкали; и в бензиновой вони питерской улицы мне чудилась вонь из кабаньего хайла, и от этого стыдно, стыдно - за дома обшарпанные, за людей угрюмых, за блевотный запах из подъездов, мимо которых я проходил. Шел я не домой, в "Сайгон", чашку кофе после ночной смены пропустить.
Стыдно на крыше дома "НАРОД И ПАРТИЯ- ЕДИНЫ!" читать, все новая заповедь мерещилась:
"СЕМЬЯ - ФОРМА СЕКСУАЛЬНОЙ ЭКСПЛУАТАЦИИ ЖЕНЩИН. ДОЛОЙ СЕКСУАЛЬНЫХ ЭКСПЛУАТАТОРОВ!"
Стыдно за всех и за себя в особенности, потому что другим-то, может, и втемяшили в подкорку, что живут они лучше не придумать, и весь мир на нас равняется, но я-то не верю этому блефу, но, принимая его,- поддерживаю, как молчаливое большинство. Стыд мне кожу ест, словно меня голого прилюдно крапивой высекли. А тут еще мысль сквозанула дикая: год с Витушкой прожил и не смог ей объяснить, что ко лжи стремиться стыдно, не смог иль постеснялся; и тоже, - тридцать три года я в обманутой стране живу и кроме как кухонными трепами и брежневскими анекдотами ничем не попытался блеф разрушить. Год и тридцать три года - все псу под хвост, задарма прожиты..,
- Дзяньк! Трамвай под носом! Я отпрыгнул назад, уступая дорогу трамваю, вдруг - глаза в глаза лицо Виталика Верхоблядова за окном вагона.