Летчик для особых поручений (сборник)

«Если сразу, то, наверно, не больно…»

Проснулся я от озноба. И увидел в жерле мортиры синий круг утреннего неба.

Юлька с открытыми глазами лежал на спине. Лицо у него было острое, серое, с высохшими полосками слез.

— Ты что, совсем не спал? — спросил я.

Юлька не пошевелился, но ответил.

— Нет, я спал. Я даже сон видел, — печально сказал он. — Будто ничего не случилось и будто я такой, как раньше.

Я вдруг очень испугался. Мне показалось, что он может умереть от своих мучительных мыслей.

— Перестань ты, наконец! — крикнул я. — Ты и сейчас такой же!

— Неправда, — жестко ответил он. — Ты меня презираешь, только сказать не хочешь. А чего меня жалеть?

Разве я его презирал? Я мучился вместе с ним. Чувствовал себя таким же виноватым, потому что был ничуть не лучше. Даже трусливее. Я бежал от Ящера, испугавшись гибели. А Юлька не боялся смерти, он только испугался боли, не выдержал надвигавшегося ужаса.

— У тебя не хватило сил, вот и все, — сказал я. — Ты же еще не Юлий Цезарь. Ты просто Юлька.

— Я не просто Юлька, — возразил он. — Я Юлька-предатель. И я теперь не знаю, как жить.

Тогда, чтобы утешить и его и себя, я сказал:

— Но ведь по-всякому случается в жизни. Каждый может не выдержать… один раз. С непривычки… Я вот тоже: бросил меч и убежал от Ящера. Что же теперь? Умирать?

Юлька печально усмехнулся:

— Сравнил… Это была не измена, а просто отступление. От этого никто не пострадал.

— Но и от тебя никто! Наоборот, ты даже лекарство принес Луку!

— А проход…

— Ну что проход? Ты же сам хотел его взорвать. Получилось даже лучше, чем хотел: ты живой остался.

— И враги остались живые, — устало сказал Юлька. — А мы в капкане… Глупая это была мысль — взорвать. Могло и вам достаться. Это уж я от отчаянья… Ничего не соображал.

— Ладно, Юлька… — начал я и замолчал. Потому что говори не говори, а все было как было: он испугался и выдал врагам наши тайны. Куда от этого денешься?

Можно было понять и пожалеть Юльку: не взрослый же он, а маленький слабый пацаненок. Можно было простить. Но вина все равно висела на нем, тяжелая, как ядро мортиры…

— Эй, люди! А ну, скачите на солнышко! — раздался веселый голос Дуга. — Давайте, давайте! Выкатывайтесь! Из пушки — как из пушки!

Я прыгнул на землю и сказал Юльке:

— Пошли. Хватит тебе прятаться.

Утро было ясное, но зябкое. Все ребята ежились и дрожали, выбираясь из пушечных стволов.

— Живей, живей! — торопил Дуг. — Подходите сюда поближе!

Он смеялся. Может быть, он что-то придумал за ночь, а может быть, просто хотел подбодрить нас. Ребята подходили к нему со всех сторон. Мы с Юлькой тоже подошли, но Юлька не смотрел на Дуга, смотрел в землю.

— Веселей шевелись! — покрикивал Дуг. — Лук, не хромай, твоя нога уже не болит! Малыш, не кисни, все еще можно поправить! Всем держать носы выше горизонта! Сегодня много дел!.. Что дрожите? Ночка была прохладная? Сейчас погреемся. А ну, встали в круг! Подняли руки! Прогнулись вот так! — Он вскочил на парапет у края площадки, тоже вскинул руки и выгнулся назад. Тело его блестело на утреннем солнце как медь, волосы горели. За ним в голубой дали синели туманные леса. Дуг смеялся.

— Приготовились! — крикнул он. И как-то странно замер. Наступила непонятная тишина. В этой тишине я услышал щелчок, будто лопнул воздушный шарик.

Дуг медленно-медленно стал падать вниз лицом.

ПРОЩАЙТЕ, БАСТИОНЫ

Дуг упал, успев сказать:

— Отойдите от края… Улетайте в долину…

Из дырки под его левой лопаткой выплеснулась коротким фонтанчиком кровь. Растеклась по спине (а спина сразу стала почти белой, и на ней резко выступили веснушки). Дуг вытянул вперед руку и больше не шевелился.

Громко закричала Стрелка. И тогда я очнулся. Толчком швырнул от края площадки Галя. А Юлька в ту же секунду бросил на землю Точку. И вовремя — там, где она только что стояла, громкий щелчок выбил из парапета столбик пыли.

— Нагнитесь! — заорал я. — Все на середину!

Они же ничего не понимали, они не знали, что такое пули. А мы с Юлькой знали. Из кино, из книжек, но все-таки знали.

Галь первый сообразил, в чем дело.

— От края! — тоже закричал он. — Отойдите к большой пушке!

Его послушались.

Галь, Тун, Юлька и я, пригибаясь, оттащили к мортире Дуга. Мы с трудом тянули его за руки. Ноги Дуга скребли по жидкой траве и щебню.

Соти закрыла рану Дуга мокрой тряпицей, и мы перевернули его на спину. Глаза его были открыты и неподвижны. И весь он был до ужаса неподвижен. Только волосы шевелились под ветерком, и от этого становилось еще страшнее. Я тогда впервые подумал, что волосы у мертвых шевелятся так же, как у живых, будто не хотят согласиться со смертью и живут сами по себе…

Галь опустился на колени рядом с Дугом, долго смотрел ему в лицо. Потом оглянулся на Туна и тихо сказал:

— Уведите маленьких в казарму…

Когда я вспоминаю остров Двид, мне кажется, что этот день был самый тяжелый. Самый-самый горький…

Галь, Тун, Шип и я стали думать, как похоронить Дуга. Нечем было вырыть могилу в каменистом грунте. Для такой работы годился лишь мой кинжал: он втыкался в камни, как в пластилин. Однако разве выроешь глубокую яму маленьким клинком…