Летчик испытатель

В армии существует такой обычай. Если вы только что совершили большой перелет, не справляйтесь о том, годится ли погода для того, чтобы лететь обратно; не осматривайте самолет, чтобы установить, в хорошем ли он состоянии, но загляните в свой карман и проверьте — хватит ли у вас денег, чтобы задержаться на несколько дней.

У меня денег не было; я влез в мой старый PW-8 и вылетел из Вашингтона на Селфриджский аэродром. Самолет имел крыльевые радиаторы, и я знал, что у меня будут неприятности с ними.

Я поднялся на малых оборотах до холодного воздуха высоты, внимательно наблюдая за температурой воды. Хотя температура еще не дошла до точки кипения воды, из радиаторов, к моему удивлению, летел пар. Тогда я сообразил, что чем выше подымаешься, тем ниже температура кипения воды.

Я предполагал, что низкая температура на высоте будет компенсировать понижение точки кипения воды. Поэтому я дал мотору минимальное число оборотов, необходимое для горизонтального полета, и летел так до тех пер, пока из радиаторов перестал итти пар. Затем я снова немного увеличил обороты и набрал еще высоту, до тех пор, пока из радиаторов снова не пошел пар.

Таким образом мне удалось подняться до шести тысяч футов. Не знаю уж в который раз я следил за паром в расчете добраться до Питсбурга, прежде чем выкипит вся вода, когда увидел, что из расширительного бачка поднимается белый дымок. Вода кончилась, и на стенках цилиндра горело масло.

Я выключил мотор. Благодаря скорости планирования, пропеллер вращался, как крыло ветряной мельницы. Я наметил место для посадки и начал разговаривать сам с собой: «Спокойнее, сделай круг — Не проскочи площадку — Не упускай ее из виду — Ты проскакиваешь — Скользни — Не слишком — Опять проскакиваешь — Нажми на рычаг — Мотор включен — Выключи его — Следи за деревьями — Теперь забор — Ты слишком медлишь — Пусть падает — Площадка мала — Земля — Следи за тем, как катишься — Если можешь, развернись на земле — Не выходит — Посадка удалась». Я всегда так разговариваю сам с собою во время вынужденной посадки.

Не помню, сколько воды я набрал, но помню, что когда я снизился, в моторе была только одна пинта[8]. Но мотор не сгорел, — своими осторожными эволюциями я спас его.

Долив воды, я снова поднялся и пролетел Питсбург, Акрон, Кливленд и Толедо с парившим, но не совсем сухим мотором. У меня, вероятно, прибавилось несколько седых волос, пока я, наконец, добрался до Селфриджа, но все остальное было в полном порядке.

Обман чувств

Одному моему другу пришлось прошлым летом производить аэрофотосъемку. Для этой цели ему предстояло подняться на высоту в двадцать тысяч футов. Летчики по-разному переносят высоту, мой же друг еще не знал, какую высоту он может выдержать: он никогда не летал так высоко. На всякий случай он решил взять с собой кислород.

Механик принес баллон с кислородом, и он полетел. На высоте в восемнадцать тысяч футов у него сильно закружилась голова. Он вытащил шланг, взял его в рот, отвернул вентиль и сделал глубокий вдох. Ему не слышно было, как шипит выходящий из баллона кислород, потому что звук заглушался шумом мотора.

Он мгновенно почувствовал бодрость. Небо прояснилось, все вокруг просветлело, и он поднялся до высоты в двадцать тысяч футов. Временами, чувствуя себя хуже, он наклонялся, делал опять глубокий вдох, и снова на некоторое время чувствовал себя прекрасно.

Он ничего не сказал своему механику, но спустя несколько дней механик сам решил, что в баллоне, вероятно, мало кислорода и что скоро понадобится другой. Он решил запасти его заблаговременно, чтобы кислород не кончился во время полета.

Механик принес новый баллон и решил проверить его, прежде чем снести на самолет. Он открыл вентиль, но никакого действия. Баллон был пуст.

Механик вернулся с баллоном обратно в ангар и там обнаружил, что и предыдущий баллон, с которым летал мой друг, был взят из того же ящика и был также совершенно пуст.

Он достал полный баллон, снес его на самолет, но об этом ни словом не обмолвился. Мой друг рассказывал, что когда он в следующий раз вдохнул уже настоящий кислород, его чуть не выбило из сиденья.

Я клюнул

В течение нескольких недель я испытывал самолеты «Меркюри-Шикк», вводя их в штопор на хорошо рассчитанной, безопасной высоте. Но в конце концов я сделал штопор с высоты приблизительно трех футов. Конечно, я при этом разбил машину. Я превратил ее в груду обломков.

В этот день дул сильный и очень порывистый ветер. Когда я разгонял самолет для взлета, ветер дул мне в хвост. На самолете не было тормозов. Он был очень легок и, вдобавок, имел высокорасположенные крылья. У таких самолетов при ветре передняя часть всегда перевешивает.

Ветер мешал мне взлететь, и я решил действовать иначе. Мне следовало позвать механиков, чтобы они помогли мне, но в этот день я не то возгордился, не то заупрямился, — сам не знаю, что со мной сталось.