Читаем Летчик испытатель полностью

Летевший с ним новичок до последней минуты не решался мешать ему. Затем он толкнул товарища в бок, указал на то, что он собирается посадить летающую лодку на землю, и намекнул, что было бы, пожалуй, разумнее сделать крут и сесть на реку.

Летчик согласился, что, действительно, так будет лучше. Он включил мотор, снова сделал круг и удачно посадил машину на реку. Он дал самолету пробежать по воде, чтобы потерять скорость. Пока они сидели без дела, он обернулся ко второму пилоту и стал извиняться, что чуть не посадил его на землю. Разговаривая, он отстегивал ремень.

— Это идиотство с моей стороны, — говорил он, — но я так долго летал на сухопутных машинах, что, вероятно, снижаюсь, не думая, — по привычке. Настоящее идиотство…

Он был явно смущен и пристыжен.

— Да, — сказал он в заключение, — это действительно идиотство, — и вылез из кабинки на крыло. — Пока, — махнул он рукой на прощанье и шагнул с крыла в воду…

Унылый летчик

«Глуми Гас»[9] прозвали его в начальной военной летной школе Брукского аэродрома. Он всегда ждал, что его вот-вот выгонят из школы. Окончив ее, он считал, что это чистая случайность и что ему и трех недель не продержаться в школе высшего пилотажа в Келли. Когда он, все-таки, окончил Келли с репутацией лучшего летчика в классе, он был уверен, что никогда не найдет себе работы в гражданской авиации, что не зачем было, собственно, кончать.

Несколько месяцев спустя я встретил его в Чикаго. Он летал на одном из лучших перегонов западного участка воздушной почтовой линии. Он был твердо убежден в там, что он много не налетает.

— В самом ближайшем будущем, — сказал он, — мне не миновать разбиться во время ночного полета. Что же хорошего в такой работе, если после нее останешься инвалидом на всю жизнь?

Спустя несколько лет я увидел его снова. Он летал над Аллеганскими горами. Он не понимал, на что ему большое жалованье, раз он уже почти мертвец. Ведь все хорошие летчики разбиваются в этих горах…

Он взял отпуск и на время зачислился в армию. Я встретил его на аэродроме Митчел. Он сказал, что ему захотелось полетать на военных самолетах, чтобы отдохнуть и поразвлечься во время отпуска.

— Но, знаешь, мне не следовало этого делать, — добавил он, — я слишком долго летал прямо и горизонтально. Сегодня утром я чуть не сбил одного в строю. Вряд ли я доживу до того, чтобы вернуться на почтовую линию.

Я снова увидел его, вскоре после того как он возвратился на свой участок.

— Как дела, Глуми? — приветствовал я его.

— Ах, — сказал он, — полеты на военных машинах сделали меня неосторожным. Сегодня утром я чуть не налетел на радиомачту. Как ты знаешь, неосторожность губит старых летчиков.

— Гас, — сказал я, — ты бы чувствовал себя несчастным, если бы тебе не с чем было беспокоиться. Ты, наверное, доживешь до таких лет, когда у тебя вырастет длинная белая борода, и тогда ты по целым дням будешь терзаться мыслью о том, как бы тебе не наступить себе на бороду и не сломать шею.

Только слабый огонек улыбки мелькнул в его мрачных глазах.

Случайность

Арчер Уинстен ведет в газете «Пост» отдел «Новости дня». Я познакомился с Арчером в Сан-Антонию в 1927 году. Он приехал туда на поправку, а я был инструктором на Брукском аэродроме. Оба мы тогда мечтали о литературной деятельности. Мы расстались закадычными друзьями: Арчер отправился домой в Коннектикут, а я — на Марчский аэродром в Риверсайде (Калифорния).

В следующем году я уволился из армии и поступил на службу в министерство торговли. Мне было поручено вести самолет министра торговли Билля Мак Крекена в его большом перелете над страной. Маршрут перелета составлял примерно семь тысяч миль. Я все допытывался у Билля — пройдет ли наш маршрут через Уэстпорт (Коннектикут) или где-нибудь поблизости от него, так как в этом случае я намеревался повидать моего друга Арчера Уинстена. Билль ответил, что не знает такого города, и я начал разыскивать Уэстпорт на карте. Найти его мне так и не удалось. После этого я еще не раз принимался разыскивать Уэстпорт на карте, но, как ни странно, все не находил. Билль несколько раз спрашивал меня, нашел ли я город, и я отвечал, что не нашел.

Восток был мне тогда незнаком, и когда мы прилетели в Хартфорд, я все думал, что мы минуем Уэстпорт, и я так и не узнаю, где он. Я сказал об этом Биллю, и мы вместе стали разглядывать карту, но ничего не нашли.

На следующей день мы вылетели из Хартфорда в Нью-Йорк и попали в отвратительную погоду. В конце концов облака прижали нас так низко, что я, несмотря на то, что держался близ железных дорог и долин, пришел к выводу, что дальше лететь нельзя. Минут десять я кружил, увертываясь от деревьев и холмов, прежде чем нашел место для посадки.

Я сел на небольшое поле, окруженное каменной оградой. По сырой траве к нам пробирался человек. Билль спросил меня, где мы находимся. Я ответил, что после того, как мы блуждали в поисках посадочной площадки, я очень смутно представляю себе наше местонахождение, но могу спросить у этого человека. Человек ответил, что это Уэстпорт.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное