Читаем Летчик испытатель полностью

Я летел на военном DH высоко над южным Тексасом, направляясь на аэродром Келли. Я возвращался из учебного полета.

Я смотрел назад. За хвостом самолета виднелся Мексиканский залив. Вдали над заливом тянулась низкая гряда белых облаков. Небо было ярко-синим. Вода сверкала на солнце.

По временам я поворачивался, чтобы бросить взгляд на доску с приборами, но большей частью я смотрел назад. Пурпурная даль постепенно поглощала залив.

Я повернулся лицом вперед и закурил сигаретку. Посмотрел на доску с приборами, посмотрел на карту. Линия полета лежала на карте между двумя железными дорогами. Я взглянул вниз на землю. Самолет находился как раз над железнодорожным полотном и летел параллельно ему. Справа от меня на небольшом расстоянии лежала другая железная дорога, параллельно той, над которой я летел. Слева проходила еще одна железная дорога. Я не знал, между какими двумя дорогами лететь.

Внизу подо мной к железнодорожному полотну примыкал городок. Я сбавил газ и пошел вниз. Сделав круг низко над городом, я нашел железнодорожную станцию. Я спикировал над станцией и на лету попытался прочесть название города, но не разобрал его. Я дал газ, чтобы подняться. Мотор сделал несколько выхлопов, а потом опять заработал как следует. Я не обратил на это внимания. Мотор делал выхлопы и утром, когда я поднимался с аэродрома Келли, и тогда, когда я кружился у залива. Я знал, что мой мотор в порядке.

Я продолжал подниматься. Сделав круг, я снова спикировал низко над станцией. Мне опять не удалось прочесть надпись! Я прибавил газ, чтобы подняться. Мотор заработал, затем стал плеваться, а после опять прекрасно заработал. Я сделал круг и еще раз спикировал над станцией. На этот раз я разобрал надпись. Это был Флоресвилль (Тексас). Теперь я знал, где нахожусь. Я дал газ, чтобы подняться. Мотор снова заплевался и заглох. Пропеллер остановился. Я повернул машину налево, пытаясь спланировать на открытое место. Самолет, потеряв скорость, терял управляемость. Я падал. Я толкнул ручку вперед — никаких результатов. Я взял ее на себя — нос опустился. Я был примерно в десяти футах над землей. Подо мной забор. Может быть, мне удастся перескочить через него…

Послышался громкий треск ломающегося дерева и рвущейся ткани. На меня словно посыпались тумаки. Что-то ударило по лицу. Затем наступила полная тишина.

Я сидел в кабине. В неподвижном воздухе медленно оседала пыль. Сквозь нее проникали лучи горячего тексасского солнца. Я все еще держал ручку правой рукой. Левая была на рычаге, ноги — на педалях.

Перешагнув через борт кабины, я слез на землю и оглядел разбитую машину. Крылья и шасси совершенно ободраны. Фюзеляж не поврежден.

Я заглянул в баки с бензином. Главный бак был пуст; запасной — полон. Я заглянул в кабину и проверил газовые клапаны. Главный бак был включен, а запасной выключен. Я включил запасной бак и выключил главный.

Из ближайшего дома я позвонил на аэродром.

Оттуда вылетел инструктор, забрать меня. Он обошел вокруг моего самолета и оглядел его. Он осмотрел бензиновые баки, взглянул на газовые клапаны в кабине. Затем обернулся и подмигнул мне.

— В чем дело? Разве ваш запасной бак отказался работать? — спросил он.

— Да, сэр, — соврал я.

— Это ваша первая неудача за весь курс, не правда ли? — спросил он.

— Да, — сказал я, — у меня еще никогда не было аварий.

Он полетел со мной обратно на аэродром Келли.

Плохой пророк

— Как погода на пути в Нью-Йорк? — спросил я метеоролога на почтовом аэродроме в Беллефонте.

— Ясная по всей трассе, — ответил он.

Я поднялся в темноте на низкокрылом «Локхид Сириусе» и полетел вдоль линии огней аэромаяков через горы. Через полчаса на высоте четырех тысяч футов я попал в рваные облака. Я летел под ними. Вскоре они стали плотнее, и я перестал видеть звезды над головой. Темноту прорезала молния.

На козырьке самолета начала скапливаться вода. Погода резко ухудшалась. Исчез огонь маяка, мерцавший впереди. Я заметил, как потускнели огни города подо мной. На секунду я совсем потерял их из виду. Я начал снижаться, чтобы выйти из облаков.

В темноте снова ярко вспыхнула молния. Сквозь белые полосы проливного дождя я поймал мерцание маяка. Я снизился к маяку и стал кружить над ним. По альтиметру я знал, что нахожусь ниже некоторых горных цепей, окружавших меня. Я искал следующий маяк, но не мог разглядеть его сквозь бушевавшую грозу. Лететь прямо к следующему маяку в надежде обнаружить его я не решался. Я мог удариться о горную вершину.

Новая яркая вспышка молнии залила все ослепительным светом. Я увидел темные очертания туч и черную вершину ближайшего хребта, над которым мне нужно было лететь. И снова темнота, и потоки дождя, и приветливое мерцание единственного маяка подо мной.

В течение часа я пробирался от маяка к маяку. Вспышки молний все больше отступали назад. Я начал различать маяки. Вверху показались звезды. Они светили очень тускло. Я летел в тумане.

Я прошел над аэродромом Хедли (Нью-Джерси) и увидел его приветливые сигнальные огни. Я продолжал свой полет к Рузвельтовскому аэродрому. Я был уже почти дома.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное