Летчик-истребитель. Боевые операции «Ме-163»

Но в тот момент у нас не было времени думать обо всех произошедших трагических событиях. Я помог Глогнеру снова сесть в кабину «кометы» и увидел Штрассницки и Ролли, в спешке готовящихся к взлету. Пришла информация, что еще одно формирование вражеских бомбардировщиков направляется в нашу сторону, и на этот раз в этом не было сомнений. С командного поста шли приказы немедленно взлетать. «Кометам» уже было слишком поздно взлетать, и Глогнер, Ники и Ролли снова выпрыгнули из своих кабин. Находясь уже почти что над нашим полем, вражеская группа изменила курс, и потому в третий раз наши ребята взобрались в кабины и начали взлетать.

Ролли взлетел первым, проведя удачный старт, но едва он поднялся на пятьдесят метров, как белый дым повалил из хвоста его самолета. Ролли изо всех сил постарался подняться и, когда находился на высоте ста метров, катапультировался. Но его парашют не раскрылся вовремя!..

Молодое лицо Глогнера пошло пятнами, когда, несколько секунд спустя, он получил приказ на взлет. Он помчался по полю на своей грохочущей «комете», и вроде бы все шло хорошо, потому что через несколько минут он скрылся из вида. Штрассницки, Рилль и Шуберт взлетели следом за ним, уже по второму разу за этот день.

Ник был первым, кто вернулся, и оказалось, что, взбудораженный взлетом и удачным попаданием в цель, он забыл вовремя поработать ручкой управления самолетом. В результате он потерял три тысячи метров на высоте, и ему ничего не оставалось, как возвращаться на базу. Глогнер и Шуберт также скоро вернулись, оба «с пустыми руками», а вот Риллю удалось сбить один самолет, который, взорвавшись, рухнул вниз. Результаты: «Два сбитых самолета, двое наших пилотов погибли, трое – списаны, и теперь черные масляные облака дыма висели над Лейпцигом, а в вечерних сумерках отражались красные языки пламени».

В тот вечер мы в суматохе разрывались между подготовкой похорон двух наших добрых товарищей, Эйзерманна и Ролли, которые были в нашей «связке» с самого первого дня, как было сформировано 16-е опытное командование, и празднованием по поводу двух сбитых бомбардировщиков. За вечер мы выпили несколько бутылок датского джина, в котором не было недостатка в эскадрилье Бёхнера.

В суете я наскочил на Франца Медикуса.

– Ну, чем сейчас заняты твои подопечные? – поинтересовался я.

Он кисло улыбнулся, пожал плечами и произнес:

– Осталось только семеро на данный момент. Остальные попросили отставку!

Это была отдельная тема для обсуждения, хотя сам я сомневался, остался бы я, будучи на их месте, после увиденного представления! Никто не мог винить их за это!

В течение нескольких вечеров я навещал в больничной палате Фритца и Франца Рюселе, принося с собой стакан джина. Фритц ругался, не веря в то, что удача изменила ему, и клялся, что, как только выйдет, сразу же полетит снова, а вот у бедного Франца настроение было похуже, и он ни в чем не мог быть уверенным. Вся его голова была перемотана бинтами, и лишь три маленькие дырочки были оставлены для глаз и рта. Он все еще чувствовал сильные боли и едва мог шевелить губами, когда разговаривал. Тем не менее стакан джина он принял с живостью из моих рук и, опустошив его через соломинку, прошептал:

– Похоже, когда я выйду отсюда, мне только и останется, что пьянствовать, Мано!

– Не говори так, Франц, – ответил я. – Врачи сотворили чудо за эти дни, так что не успеешь опомниться, и будешь как новенький.

Он попытался тряхнуть головой, но боль снова заставила его лечь на подушку.

– Послушай, Мано, – наконец сказал он, и его голос был близок к истерике, – они хотят перевести меня в госпиталь в Халле или в Лейпциге завтра. Ради бога, попробуй сделать что-нибудь, чтобы этого не произошло.

Я пообещал ему, что сделаю все возможное, и затем вернулся к ребятам, сильно расстроенным. Я не мог сравнить новых ребят с нашими «стариками». Много новых лиц появилось, когда сформировался «JG-400», многие были приятные, многие не очень, некоторые дружелюбные, некоторые не очень. Наиболее комичным из всех, несомненно, был майор из Австрии, по имени Базилла, человек без особых достоинств, но очень оригинальный. Он играл на скрипке, плохо, но упорно. Он весь был комок нервов и дымил как паровоз, выкуривая за день по шестьдесят сигарет, а то и больше. На самом деле я не припомню, видел ли я когда-нибудь его без сигареты, конечно кроме тех моментов, когда он пиликал по струнам своей любимой скрипки. Когда точно Базилла появился среди нас, я не помню, но он был там, и его присутствие здорово разбавляло наши порой унылые будни. Когда я возвратился к ребятам, он как раз начал исполнять «Цыганские мелодии» в его собственной интерпретации.

Должно быть, было около полуночи, когда вошел Шпёте и, подойдя ко мне, сказал:

– Зиглер, для тебя есть новая работа. С завтрашнего дня ты будешь обучать наших рекрутов вместе с обер-лейтенантом Нимеером, из которых впоследствии будет сформирована запасная эскадрилья.