Пассивное ожидание его явно не устраивало, и он снова вернулся к только что отвергнутой мысли: «В штабе ночью офицеров мало, одни дежурные да часовой… Часового можно бесшумно снять… Напасть внезапно. У нас есть гранаты. Речка рядом, ночь… В случае удачи – через речку и на ту сторону».
Размышляя, Растокин все больше и больше подогревал свое воображение, которое уже рисовало ему возможные варианты боя.
«А если нападение окажется неудачным?»
И все же сквозь пестроту разноречивых мыслей настойчиво пробивалась одна – надо. Повернувшись к Карпунину, заявил:
– Давай брать штаб, Иван. Другого выхода у нас нет.
Сказав это, Растокин почувствовал вдруг такое облегчение, будто сбросил с себя непомерный груз, давивший своей тяжестью.
– А справимся? – осторожно заметил Карпунин, видя его нетерпение.
– Если будем действовать смело, внезапно, – справимся. Уничтожим всех, кто там есть. В живых оставим одного… Стрелять из автоматов, гранаты – на крайний случай. Часового снимаю я. Затем оба врываемся в штаб…
Растокин волновался, это видно было по коротким, отрывистым фразам.
Его волнение передалось и Карпунину. Он понимал, что замысел, который изложил Растокин, непрост, сопряжен с большим риском, поэтому ответил не сразу, тянул, прикидывая, как бы его отговорить. Ничего не придумав путного и понимая, что затянувшееся молчание он может истолковать как трусость, Карпунин, наконец, сказал:
– Ну, что ж, давай брать штаб. Была – не была…
– Слушай, Иван, а что, если на мотоцикле прямо к штабу? Они наверняка примут за своих.
– Вот это уж совсем другой разговор, – тут же согласился Карпунин. – На мотоциклах я, слава богу, поездил, дело знакомое.
– И как я сразу не допёр? – усмехнулся Растокин.
В коляске мотоцикла они нашли два плаща, каску, обрадовались этому. Тут же каждый набросил плащ на плечи, а Карпунин надел еще на голову и каску.
– Теперь порядок… Теперь можно и в штаб, – довольный своим видом, проговорил Карпунин.
Они выкатили мотоцикл на дорогу. Карпунин сел за руль, Растокин – сзади. Мотор запустился быстро, работал четко. Карпунин не раз бывал в разведке, попадал в разные переплеты, но сегодня почему-то особенно волновался, излишне нервничал, чувствуя, как предательски дрожат руки и ноги.
Свернув с дороги к штабу, он остановил мотоцикл метрах в десяти от здания.
– Курт, за мной! – приказал ему Растокин на немецком языке и направился в штаб.
Пилотку он засунул в карман, шел без головного убора, на плечах болтался плащ, прикрывая автомат. За ним семенил Карпунин, в каске, плаще.
У здания одиноко расхаживал часовой. При виде мотоцикла часовой остановился, бросил беглый взгляд в их сторону, подошел к двери.
Растокин шел быстро. Надо было действовать смело, решительно. В минуты наивысшей опасности – это он не раз замечал за собой – к нему возвращалось то удивительное спокойствие и хладнокровие, которое позволяло принимать верное решение, поступать обдуманно, расчетливо.
Приблизившись к часовому, он сказал ему по-немецки:
– Мне срочно в штаб, – и, не дав тому произнести слово, левой рукой зажал ему рот, правой нанес удар ножом в грудь.
Осторожно опустив часового на землю, Растокин, а за ним Карпунин вошли в штаб. В первой комнате никого не было, из второй, дверь в которую была чуть приоткрыта, доносились приглушенные голоса.
Распахнув дверь, Растокин увидел за столом двух склонившихся над картой офицеров, третий говорил по телефону. Короткой очередью он уложил говорившего по телефону немца, направил автомат на растерявшихся офицеров, крикнул:
– Хенде хох!
Один из них успел выхватить из кобуры пистолет, но тут же был сражен автоматной очередью. Второй кинулся за перегородку, его настиг Карпунин, ударом автомата свалил на пол. Связав ему руки ремнем, Карпунин снял висевшее на стене полотенце, сделал из него кляп, засунул офицеру в рот.
Тем временем Растокин свернул лежавшие на столе карты, вытащил из открытого сейфа бумаги, положил в карман. Подняв с пола офицера, они направились к выходу. Первым шел Растокин, за ним офицер, позади – Карпунин.
Выходя из штаба, Растокин заметил, что часового на месте не было.
«Значит, остался жив, спрятался», – затревожился он.
За углом дома раздалась автоматная очередь.
– Иван, бегом! – приказал Растокин и потянул за ремень упиравшегося офицера.
Карпунин поддал немцу сзади автоматом, и тот побежал быстрее.
Между тем в селе поднялась тревога, послышались немецкие голоса.
Подбежав к речке, Растокин толкнул под откос офицера, спустился сам.
«Лишь бы перебраться на ту сторону, там, в болотах, нас не найдут», – лихорадочно думал Растокин и торопил немца.
До воды оставалось метров пять, в это время с берега ударили из автоматов.
– Прикрывай, Иван! – крикнул Растокин, а сам все тянул офицера к речке.
Карпунин присел на корточки, дал длинную очередь. С горки полетели гранаты, осколки с визгом распарывали воздух. Один из них угодил Карпунину в грудь. Жгучая боль пронзила тело. Он ткнулся лицом в песок.
– Стреляй, Иван! Стреляй! – слышал он голос, который казался ему чужим и далеким.