Летели качели

В «Ловушке для птиц» такой герой обнаруживает бездну отчуждения: в одночасье герой узнает, что он не только уволен, но и уже не отец собственного ребенка, не муж, не сын собственных родителей и вообще имеет другое кошмарно-пародийное имя, данное ему при рождении. Человек оказывается не связанным ни с чем, что может его примагничивать к этой земле. Такой герой даже умереть не может по-человечески: он воздушный шарик без веревочки, беспонтовый пирожок.

В пьесе «Камень глупости» герой ничего не желает и ничего не жаждет, он чужд любой идеологии, кроме собственной. Он – цельный, он константа, весь остальной мир существует для него как объект раздражения. Смартфон становится «смертефоном», где можно узнать только о смертях друзей. Герой занят самобичеванием. А герой «Грязнули» изнуряем неврозами, воспринимает чужое как нечто пугающее, зловещее. В пьесах Константина Стешика вообще царит мамлеевщина; Юрий Мамлеев – вот, пожалуй, писатель, который максимально близок к этому автору. Или кинорежиссер Аки Каурисмяки. Оба – фантасмагоричны и одновременно очень укоренены в реальности.

В пьесе «Кодекс курильщика» изображается мир, полный жестокости и насилия. Соприкосновение с чужим – это всегда соприкосновение с тем, что мучает тебя. Главный герой «Кодекса курильщика», подросток, находит себе кумира: безжалостного киллера, который может дать ребенку определенный кодекс чести, научить этому циничному насилию. Насилие тут воспринимается как замена идеологии. С пистолетом у виска мальчик отучается картавить, ведь «пистолет – это лучший логопед», как саркастически замечает киллер. Стешик саркастически смотрит на мир вокруг, где люди подчинены культу силы: ребенок или взрослый, который чувствует себя все еще ребенком, оказывается здесь как в лесу, где из-за каждого дерева на тебя наставлен автомат.

В последние годы у Стешика родились два драматических хита, «Летели качели» и «Друг мой», эти пьесы ставятся чаще других.

У героев Стешика всегда все плохо. Они дезориентированы и флегматичны. И это свойство передается авторскому голосу: реальность видится глазами героев, мир флегматичен и дезориентирован в солидарность с человеком. Для постсоветской нероссийской пьесы вообще это свойство оказывается ключевым: постсоветский мир становится геополитической ямой, безвременьем, обочиной, заброшкой, и человек тут живет мимо реальности, словно в мире, который еще не раскрасили. Кумир перестроечных лет Егор Летов в конструкции пьесы «Летели качели» оказывается опустошенным шифром, мертвой зоной. Когда в изменившемся, безгероическом времени не на что опереться, герои Стешика опираются на оболочки ранее сиявших мифов. Они держатся за место, где когда-то был смысл, а теперь зашифрованная пустота, и ключ к шифру потерян. Ухватились за край стола пивной на последней заставе и не отпускают руки. Но время работает против героев, все больше растет пропасть между ценностным прошлым и настоящим, этих ценностей ожидающим. Когда нет предмета, против чего быть всегда против, ты внезапно оказываешься в игре против жизни.

В фантасмагорической пьесе «Друг мой» голос героя – это то ли монолог одного, то ли диалог двух пожилых людей.

Это ночная пьеса, в которой ночной город становится слишком похож на труднопреодолеваемую чащобу. В ночных джунглях ощутима заброшенность одинокого человека, дефицит солидарности и доверия, который стал характерной приметой постсоветского пространства. Ночное рандеву с самим собой становится тут «остановкой в пустыне», моментом для размышления о себе: в глухом углу спальных районов вдруг пробуждаются библейские смыслы о поиске и обнаружении человека, о добром самаритянине, который может явиться, а может и нет.

Павел Руднев

Спички

1

Мужчина лет тридцати (Толя) сидит на скамейке в парке и курит. У его ног стоит большая потертая сумка, явно очень старая и доверху набитая продуктами. Подходит Собачница – в каждой руке по специальной рулетке с поводком, на поводках – две разные Собаки. Собачнице за сорок, но выглядит она старше, неопрятно.

Собачница (подсаживаясь на скамейку). Послушайте, вы же молодой, зачем вы курите?

Толя. Курится.

Короткая пауза.

Собачница. Как вы сказали?

Толя. Я курю, потому что мне курится.

Собачница (смеется). А мне показалось, вы меня курицей назвали. Смешно получилось.

Толя пожимает плечами.

Вам нужно собаку. В парк нужно ходить с собакой, а не курить. Нужно свежим воздухом дышать. Вы еще молодой, а уже лысеть начинаете – все ваше курение.

Толя. Мне не нужна собака.

Собачница. Почему вы так уверены?

Толя. Потому что мне не нужна собака.

Совсем короткая пауза.

Собачница. Вот зря вы. Никому собака не помешает. Ни вам, ни вашей девушке. У вас ведь есть девушка?

Толя. Две.

Собачница. В смысле?

Толя. В прямом. Одна постарше, другая помладше.

Пауза, во время которой Толя достает вторую сигарету из пачки и берет ее из пальцев губами. Собачница смотрит на него отупело.

Собачница. А ничего, что рядом с вами сидит некурящая женщина – а еще две собаки?