Летящая по волнам

Губернатор задумчиво разглядывал ключ, который держал в руке. По всему выходило, что сделка с Хайнесом сулит ему неплохой выигрыш. А если пораскинуть мозгами, то такое решение избавляло его, Дойла, от целого ряда проблем, связанных прежде всего с казнью пирата и ее последствиями.

– Кандалы, – обратился к нему Дункан. – Снимите их наконец.

– Я могу рассчитывать на то, что вы исчезнете и никогда больше не появитесь на этом острове?

– Само собой, – ответил Дункан.

– И что впредь вы будете молчать о нашем… уговоре?

– Это основа нашего соглашения, не правда ли?

Дункан с любопытством наблюдал за губернатором.

– Мне ударить вас, чтобы все выглядело более правдоподобно?

– Господи боже, только посмейте! Хватит и того, что я скажу. Никто не осмелится сомневаться в моих словах.

– Ну, если вы так уверены… А теперь снимите кандалы, пожалуйста.

Дойл нервно усмехнулся и отомкнул цепи дрожащими пальцами.

– Вот, теперь вы свободны. Постарайтесь побыстрее убраться отсюда.

– Меня уже и след простыл.

Дункан потер запястья и размял мускулистые руки. Дойл вытащил из-за письменного стола пакет – сложенную накидку и шляпу с низко опущенными полями.

– В этом вы сможете неузнанным добраться до гавани.

Он протянул одежду Дункану.

– Снаружи стоит фонарь со свечой, можете его забрать. Следите за тем, чтобы вас никто не заметил, пока не доберетесь до корабля. Я позаботился о том, чтобы из гавани увели стражу. После этого, надеюсь, я больше никогда вас не увижу.

– Эта надежда взаимна, – ответил Дункан.

С кошачьим проворством он оказался у черного хода и распахнул дверь. Дункан высунул голову наружу, осмотрелся по сторонам и прислушался к темноте.

– Полагаю, у вас не больше часа, – сказал Дойл. – Дольше знающий свой долг лейтенант за дверью стоять не будет – наверняка он проверит, все ли в порядке.

– Одного часа мне хватит. А вам, надеюсь, на всю оставшуюся жизнь хватит золота, которое принесла вам эта сделка. – Дункан оглянулся через плечо. – Остерегайтесь Юджина Уинстона.

– Этого молодого наглеца я еще проучу, – ответил губернатор.

Но Дункан Хайнес уже исчез под покровом ночи.

11

Элизабет старалась не обращать внимания на ноющую боль в спине, когда привязывала Жемчужину у забора возле причального мостика. Женщина потерла кулаком спину в надежде, что неприятные ощущения скоро пройдут.

Она стояла у загона, в который согнали африканцев перед продажей. Ни один плантатор на Барбадосе не обходился без рабов. Даже филантроп Уильям покупал их, хоть и старался хорошо с ними обращаться. Негров с прибывающих кораблей всегда сгоняли сюда, чтобы белые покупатели могли их осмотреть, прежде чем заплатить хорошие деньги. Плантаторы беспрепятственно могли убедиться в «качестве» своей новой собственности: они проверяли мускулы рабов, измеряли их рост, осматривали зубы и половые органы. Только вчера португальские работорговцы привезли еще несколько десятков негров и высадили их на берег, подгоняя плетками и палками. Продавцы живого товара не обращали внимания на то, кто перед ними, – мужчины или женщины. Среди рабов были и дети, Элизабет сама это видела, когда направлялась к таверне Клер Дюбуа. Женщину охватил ужас, когда она услышала щелчки плетей и плач. Еще долго ей чудились мучительные стоны, несмотря на то что Элизабет была уже далеко от этого места. Она с трудом удержалась, чтобы не вырвать плеть из рук надсмотрщика и не проучить его, хорошенько ударив его самого так же, как он хлестал беззащитных негров. Но Элизабет сдержалась, опасаясь сорвать свой план. Жизнь Дункана была важнее всего – не стоило привлекать к себе лишнего внимания. Люди Уинстона всегда находились поблизости. Они не сводили глаз с «Элизы», словно подозревая, что кто-то пронесет на борт золото и улизнет на этом корабле.

Элизабет приходилось остерегаться того, что кто-то может наблюдать за портовым кварталом и разгадать ее замысел. И сейчас она вела себя осторожно, хоть в эти поздние часы людей обычно было мало. Здесь, у забора, никого не было, рыночная площадь опустела, в близлежащих домах погасли окна. Шум далеких портовых переулков утих. Близился конец собачьей вахты. Их побег должен был вот-вот состояться.

Послышался шорох. Элизабет обернулась. Из-за забора, из темноты, появился Уильям и быстро подошел к ней. Он нес сальный светильник, скрывая его за накидкой. Этого скудного света как раз хватило на то, чтобы разглядеть напряженное лицо Уильяма.

– Лиззи, – шепнул он, – все в порядке?

– Да, – ответила она так же тихо.

На самом деле ей было не по себе. Она положила руку на шею Жемчужине и изо всех сил старалась не заплакать. Ничего не помогло! Кобылу взять с собой было невозможно. Это подвергло бы всех опасности. Для этого «Элизу» пришлось бы пришвартовать у набережной и краном погрузить лошадь на палубу. А это привлекло бы к ним излишнее внимание и наделало бы шуму. Жемчужине придется остаться на Барбадосе.

– Жизнь хозяина Дункана важнее, – произнес боцман Джон Иверс убежденно и так решительно, что никаких возражений быть не могло.