Летящий с ангелом

Чтобы не плутать в темноте переулков, я свернул на залитый неоновым светом проспект, где стоял ярко освещенный ресторан. Это новомодное заведение из стекла и бетона построили недавно, сюда тянулись любители разгульной жизни со всего города. На верхней открытой веранде звучала приторная, как шербет, восточная музыка. На лестнице стояли двое пьяных парней в белых мятых рубашках. Один удерживал другого, а тот рыдал и протяжно вопил в пространство: «Людка-а-аяхачу-у-утибя!» Я вздохнул. Ой, ма-а-амочки! Страсти-то какие. А вот этого нам и даром не нужно. Роль бычка на привязи — увольте.

Дома из родительской спальни выглянула заспанная мама и удивилась моему раннему возвращению: «Я думала, ты на всю ночь, до рассвета» — и, чмокнув меня в щеку, скрылась за дверью. На самом деле мама оказалась права. В эту ночь мне не спалось. Перед глазами лежали исписанные листы бумаги, мысли же витали очень далеко. Слова рождались где-то в другом измерении, пронзали невидимую пограничную стену и заливали меня внутренним светом. Рука едва успевала записывать стихи. Рассвет заливал топленым молоком пустынный двор за окном, золотил верхушки берез. В раскрытое окно густой волной проникал горьковато-сладкий аромат цветов и мелодичные трели невидимых птиц.

В ту светлую ночь я не думал, но жил. Передо мной раскрылось великое пространство: от темной бездны до сверкающих синих высот. Я падал вниз, но чьи-то невидимые руки подхватывали меня и поднимали ввысь. Меня ждали засады и сети, для меня готовили сладкое ядовитое вино, уходили друзья, закрывались глаза любимых… Я проживал свою жизнь от рождения до бесконечного будущего — и всюду меня сопровождал добрый свет. Я принимал все, как бесценный незаслуженный подарок. Это было касание вечной любви.

Вдруг я резко встал и подошел к окну. Под нашими окнами стояла Валя в блестящей короне на голове и… молча смотрела в мою сторону. Я махнул рукой, показал жестами, что спускаюсь, подхватил пиджак и вышел во двор. При ближайшем рассмотрении сооружение на ее аккуратно причесанной головке в виде короны состояло из проволоки, обернутой фольгой, должно быть, от шампанского.

— Тебя выбрали принцессой?

— Да, представляешь, эту корону мальчишки сами сделали, — счастливо улыбалась она, рассыпая искры из широко открытых глаз. — Андрей, это все я сделала ради тебя!

— Нет, Валя, не ради меня, — вздохнул я, усаживаясь рядом с ней на скамейку. — Никогда не обещал я тебе взаимности. Да ты сама вспомни, что тебе во мне нравилось? Мышцы и ум? Но это ничего не стоит, если тут (я ткнул пальцем в левую часть своей груди) пусто. Если тут постоянно живет сильная жажда, которую нечем утолить. Что такое мышцы и ум? Так, мясо с мозгами… Завтра мы умрем, и это станет глиной. А тут (снова тычок в грудь) — самое главное. Но как раз в этом месте ничего хорошего сейчас нет.

— Есть, Андрей, есть, — горячо зашептала она.

— Нет, Валюш, ты изменилась ради любви. Ты доказала всем — и себе, и мне, и нам, что любовь — это великая сила. Ты ее уже носишь в своем сердце, только еще не знаешь, кому отдать. Но ты найдешь. Обязательно. Ты еще маленькая, но так быстро растешь, что я верю, у тебя впереди хорошее будущее. Не знаю, но, может быть, тебе удастся изменить к лучшему свою семью, настоящую или будущую. Это совершенство — к нему необходимо стремиться постоянно, шаг за шагом.

Я повернулся к девушке. Она сидела прямо и, казалось, ловила каждое слово.

— Иногда у меня все болит, — признался я. — Там, в груди, будто все наполнено горячим жидким свинцом. Я жалею себя, что я такой ничтожный. Жалею друзей, родителей, всех людей. И тогда - вдруг - ко мне приходит такое необычное спокойствие. Знаешь, будто с билетом в кармане сидишь на перроне и ожидаешь поезда. Он скоро придет, никуда не денется. Просто надо его дождаться. В таком спокойствии мне очень хорошо, потому что здесь (тычок в грудь) тихо и необычайно хорошо. Я могу с этим ходить, сидеть, лежать, но только очень осторожно. Одно резкое чувство, вроде раздражения, страха или сомнения — и все может исчезнуть, пропасть, сгинуть. Это очень хрупкое состояние — спокойная сладость ожидания. Но стоит этому пройти, как снова приходят боль, жажда и ненависть к себе.

Я снова посмотрел на Валю. Она восторженно глядела на меня, поблескивая глазами, затаив дыхание, и …ничего не понимала. Рядом с ней я вдруг остро ощутил свое одиночество. Одинокой была и она, только пока этого не понимала: влюбленность ослепляла. Ей было хорошо со мной, объектом обожания, как мне со Светой, когда она просто была рядом и уделяла мне внимание. Но между нами зияла пропасть. Я искренне жалел нас.

— Ты еще такая маленькая девочка, Принцесса. Такая…

— Пусть! — шептала девушка. — Пусть я маленькая, пусть глупая, хоть какая, но только, пожалуйста, позволь мне быть иногда рядом с тобой. Ты просто не гони меня, ладно?