Летящий с ангелом

— Ты чего нам полусладкое притащила? Что за пошлость! Убрать! И принеси-ка брют, лучше новосветский, да коньячку марочного армянского. А покушать… Приготовь-ка нам, детка, поросенка с хрустящей корочкой, пулярочку под брусничным соусом, да еще икорки зернистой во льду поднеси, да не забудь соленых рыжиков отборных, да крабов помясистей…

— Оплата вперед! — рявкнула официантка тоном командира, поднимающего роту в бой.

— Да на, бери, только праздника не губи! — На стол посыпались засаленные сотенные купюры.

Запивая обед кофе, мы с Ваней выслушивали жалобы золотоискателей на то, что сезон в этом году не удался, начальство требует небывалой взятки, бульдозер дали старый, списанный, и вообще, двадцать тысяч на нос это не заработки. Мы с моим сотрапезником увозили по триста рублей аванса и считали себя сказочно богатыми. На эти деньги на Большой земле можно жить полгода припеваючи, если конечно, скромно. А этим бичам непромытым двадцать тысяч уже не деньги. Парадокс!..

Спустя три недели в комнате общежития университета нашему отряду выдавали зарплату. Согласно расчетному листку, мне начислили полторы тысячи, минус штраф за неделю прогулов, минус дорога, минус стоимость питания, минус аванс, минус обмундирование — итого к выдаче триста двадцать два рубля три копейки. Да, хорошую милостыню получил от меня командир, царскую. Ну да ладно.

Чувствуя себя сказочно богатым, я на радостях накупил подарков. Маме — французские духи, папе — шотландское виски, Диме — золотые часы, Юрику — набор немецких инструментов. О, как приятно было их дарить! А еще я заказал столик в ресторане и пригласил всех отпраздновать, за что получил нагоняй от родителей и восторженное одобрение друзей. В ресторане я показывал фокус: тушение горящих окурков о свою ладонь, чем приводил окружающих в исступление. Женщины за соседними столиками шумно и безответно обсуждали мой бронзовый загар и яркие надписи на форменной куртке: «Якутуголь», «Алданзолото» и таинственное «ОЩ».

Спустя несколько месяцев нам с Ваней сообщили, что командир бесследно исчез. Кто-то, якобы, в тихую лунную полночь видел тело командира с пробитым черепом в канаве рядом с общежитием университета. Мы жалели этого человека. Что-то в своей жизни он сделал неправильно. С тех пор крупные деньги суммой свыше трехсот рублей я не любил. В них таилось что-то злое и тревожное. Наша сравнительно честная бедность сообщала нам спокойствие в текущем и уверен­ность в завтрашнем дне.     Война и страсть

 Со второго курса у нас начались занятия на военной кафедре. Суровые мужчины в кителях грозились превратить каждого «инфантильного ботаника» в могучего командира грозной артиллерии. То есть, выражаясь высоким стилем, — бога войны. Преподавали военное дело офицеры в чине полковника. Один, правда, был майором, но, как нам сказали, раньше он тоже был полковником, но разжалован за пьянство. Почему-то именно этот горемыка с опухшим лицом вызывал у нас наибольшую симпатию. Довольно быстро мы поняли, что все наши полковники глуховаты. Когда кто-нибудь из них отворачивался к доске и старательно выводил мелом тему занятий, обязательно находился курсант, желающий безнаказанно высказать все, что о нем думает, причем в выражениях самых солдафонских. Только один майор реагировал на уничтожа­ющие реплики за спиной. Он оборачивался и грустно улыбался, глядя оратору прямо в глаза.

Вечером в пятницу мужская часть курса обычно напивалась. Это называлось «маршем пацифистов» или «прощай, оружие». Утром в субботу, охая от головной боли и тошноты, плелись в шашлычную на углу, работавшую с восьми. Там, опорожняя кружку мутного пива, обязательно кто-то произносил: «Детишки в школу собираются: моются, бреются, опохме­ляются». Перед входом на военную кафедру мы тщательно прилизывали волосы мылом и бриолином. Только все равно половину курсантов выгоняли с развода в парик­махерскую. Каждую субботу мы сокрушали асфальт на плацу печатным строевым шагом, катали многотонные пушки и зубрили законы тактики и военной истории. Все же наиболее страшными для нас были занятия по материальной части и артиллерийской стрелковой подготовке — АСП. На матчасти мы разбирали до винтиков и собирали обратно тяжеленные стальные конструкции, от таскания которых болели спины и растягивались жилы. На занятиях по АСП мы больше сидели, обложенные таблицами и конспектами, от которых рябило в глазах и пухли головы.