Летящий с ангелом

Так зачем ездил я в эту древнюю, непонятную, но великую страну? Как это объяснить моим близким? Ну, верующим и объяснять не надо, но ведь остальные просто не поймут: столько денег, столько испытаний 3/4 и все это ради нескольких светлых минут. Но ведь это ни надеть, ни съесть, ни показать на фото, ни даже толком объяснить на словах... Я решил, что время все расставит на свои места, впечатления устоятся, плохое забудется, но уж то хорошее и светлое, что произошло, это останется со мной навсегда.

Родина встретила нас холодным ветром. Мы, быстро привыкшие к теплу, сразу окоченели. Меня никто не встретил. Впрочем, что там удивляться 3/4 после многодневных революционных праздников в душах и телесах отмечавших 3/4 разруха. Взял такси, сторговался на остаток денег и попросил водителя включить печку. Он спросил, откуда я такой загорелый? Ну, меня и понесло… За час езды выдал ему все самое главное, при этом я согрелся, как от включенной печки, так и от воспоминаний. Парень слушал внимательно, иногда задавал вопросы, но вывод на прощание сделал интересный: «Да, обязательно надо съездить на Святую землю, ты прав!»

Спустя некоторое время обиды стихли. Меня перестало тянуть по заграничным красотам: все самое интересное, что может быть, я уже видел. В душе поселилось какое-то глубоко сокрытое спокойствие. Не перестал я удивляться поворотам жизни, но явственнее стали обозначаться причины любого события. Нет хаоса, нет страха, все происходит согласно законам соотношения добра и зла, гордыни и смирения. В каждом из нас, хочет он того или нет, есть вечная частица Бога 3/4 наш дух, голос которого мы называем совестью, и только благодаря ему мы еще живы. Все мы, блудные дети, вернемся к Отцу нашему, только весь вопрос 3/4 с каким багажом. Что там у нас за спиной будет преобладать: милосердие и любовь, или эгоизм и ненависть? Выбор за каждым живущим. А я, кажется, уже выбрал…

  Света!

Наконец, я понял окончательно и бесповоротно, что надо как-то очень серьезно менять жизнь. Взрослый мужчина, а все какой-то неприкаянный. Пришел я с этим к отцу Сергию. Батюшка помолился, подумал и направил меня к старцу Никите в монастырь.

Ночью спал урывками. Каждые полчаса просыпался и подносил к глазам будильник: боялся проспать. Утром вскочил ни свет ни заря и с чугунной головой вышел из дому. На электричке доехал до какой-то ветхой платформы. Постоял, с тоской проводил электричку и на ватных ногах спустился по железной лестнице на бурый гравий. Потом, едва переставляя свинцовые ноги, плелся пешком по лесу, потом трясся в переполненном автобусе. Наконец, передо мной встал красавец-монастырь с огромным собором и сине-белой колокольней в золотых куполах. Я перекрестился на сверкающие кресты, глубоко вздохнул и решительно двинулся к воротам.

Сонный вратарник в новеньком подризнике направил меня в братский корпус. Там еще раз меня остановили уже двое послушников. Узнав, что я к старцу Никите, дружно рассмеялись и как недоумку пояснили, что старец Никита болен, стар и давно никого не принимает. Вроде взрослый мужик, а таких вещей не знает. Я объяснил, что мне можно не знать, потому что я дурак. Тогда веселые послушники понятливо кивнули и показали холеными ручками: тебе вон туда и направо. Там принимает старец Феофан. Сейчас все такие, как ты, к нему толпами шастают. Делать вам нечего…

Да будет на все воля Божия, прошептал я и пошел в указанном направлении. В конце коридора стояли скамейки. На них кучно сидел народ лицом к двери, обитой дерматином. Обычные люди и обычная дверь, каких много. Я спросил, кто последний к старцу. Ко мне подбежала пожилая монахиня в апостольнике и сунула в руки потрепанную псалтирь: становись к аналою и давай, читай, пока свежий. Открыл я по закладке семнадцатую кафизму и стал читать. Впервые на церковно-славянском языке. Сначала-то, конечно, запинался на каждом сокращении. За спиной при этом раздавался сочувствующий смех. Но я упорно читал и читал. На «Славе» прочитывал вложенный помянник с десятками имен, написанных опять же по-древнему. Тут я запинался почти на каждом имени. Про себя думал, что так и надо: я ведь дурачок, что с меня взять?

Наконец, мокрый от напряжения, закончил читать молитву, что после кафизмы. Почти сразу открылась дверь, но не с обивкой, а простая, с масляной краской. Вышел старичок и позвал меня за собой. Я пожал нерешительно плечами: а как же отец Феофан? Монахиня снова подбежала ко мне и сказала: иди, дурень, сам старец Никита тебя зовет!