Летят наши годы (сборник)

В заключении медицинской комиссии госпиталя, в офицерском билете, а теперь в свидетельстве о снятии с воинского учета основная болезнь Корнеева называлась коротеньким греческим словом — «афазия». В переводе это означало полную или частичную утрату способности речи.

Однажды, еще в госпитале, Федор Андреевич попросил наблюдающего за ним невропатолога Войцехова дать что-нибудь почитать об этой болезни. Тот отшутился.

— Вы что, думаете, у нас тут дом санитарного просвещения?

Корнеев помрачнел, понимая, что ему просто отказывают.

Войцехов присел прямо на койку, заговорил грубовато и дружески:

— Послушайте меня, батенька! Зачем вам всякой дребеденью голову забивать? Думаете, от этого лучше бывает? Черта с два!

Врач оживился, рассказал под дружный смех обитателей палаты, как один впечатлительный человек, начитавшись описаний болезней, начал поочередно находить их у себя и в результате сошел с ума; потом искренне и очень убежденно посоветовал:

— Так что лучше высуньтесь в окно и дышите свежим воздухом. Полезнее!

Корнеев понимал, что в какой-то мере врач был прав, но теперь он отдохнул, окреп, и мысль о необходимости почитать об афазии возникла снова. «Чтобы бороться, надо знать врага», — пришла на память многократно слышанная истина; сейчас она прозвучала как некое теоретическое обоснование вспыхнувшего любопытства, и решение было принято.

Моросил мелкий холодный дождь; Корнеев обходил тусклые лужи, старался держаться ближе к домам. До библиотеки было недалеко, но пока он добежал, шинель на плечах и фуражка набрякли.

В полутемном коридоре Федор Андреевич минуту помедлил (он заранее испытывал чувство неловкости, предвидя объяснение с библиотекарем и откровенно сочувствующие, с примесью любопытства, взгляды), приоткрыл дверь.

В библиотеке было пусто. На решетчатом барьере высились стопки книг, дальше начинались ряды высоких стеллажей, отделенных друг от друга узкими проходами.

Маленькая сухонькая старушка в темном платье с белым кружевным воротничком, остроносая и седая, появилась откуда-то справа, кольнула Корнеева быстрым, каким-то пронизывающим взглядом и неожиданно звучным голосом сказала:

— Здравствуйте!

Федор Андреевич поспешно кивнул, полез за блокнотом; старушка выжидательно смотрела на него, поджав тонкие губы. А, шут возьми, надо бы заранее написать, думает, невежливый, входит — не здоровается.

— Что вы хотите?

Корнеев уже писал и через секунду протянул библиотекарше свой блокнот. Осуждающее выражение в ее глазах исчезло, но не появилось в них и жалости — так, самая малость любопытства и внимания, ничего больше.

— Прочесть об афазии? — Старушка уверенно определила: — Это по нервным. Ладно, посмотрим, что есть. Вы присядьте.

Библиотекарша исчезла за полками, и не успел Корнеев оглядеться, как она вернулась со старым словарем.

— Пожалуйста.

Корнеев просмотрел коротенькую, не много сказавшую ему заметку, разочарованно захлопнул книгу.

— Мало? — поняла библиотекарша. Ее голубоватые в мелких морщинах глаза, издали, как у всех дальнозорких, острые и холодные, оказались вблизи мягкими, немного беспомощными. — Голубчик, а надо ли вам об этом читать?

Корнееву снова вспомнились слова невропатолога, но он, не колеблясь, написал: «надо» и для большей убедительности поставил большой восклицательный знак.

— Ну, смотрите, — словно подчиняясь только своей обязанности выдавать книги, согласилась библиотекарша.

Она ходила вдоль полок, зорко всматриваясь в плотно сдвинутые корешки, и безошибочно, короткими скупыми движениями, точно поклевывая, снимала один том за другим.

— Проходите сюда, — окликнула библиотекарша. — Читальня еще закрыта, посидите тут у меня в закуточке.

За стеллажами, в самом углу, у окна, стоял письменный стол, обступившие его с трех сторон полки с книгами образовывали укромный уголок. На столе лежали журналы, стопка перевязанных шпагатом, должно быть, только что полученных книг; в стороне совсем по-домашнему синело вышитыми цветочками вязанье.

— Устраивайтесь, смотрите.

Федор Андреевич благодарно кивнул, нетерпеливо взялся за книги.

Их было три. Пухлые, аккуратно подклеенные «Справочник практического врача» и «Терапевтический справочник», оба, кажется, попахивающие больницей, и хорошо сохранившийся, должно быть, мало бывавший в руках, выцветший бледно-розовый том большого формата — «Невропатологические синдромы».

За спиной бесшумно ходила старушка; обостренный слух Корнеева вначале чутко фиксировал каждый ее шаг, потом естественное чувство неловкости исчезло, шаги за спиной становились все неслышнее и замерли вовсе.

Первый же прочитанный абзац поразил Корнеева.

«Афазия, — начиналась статья, — расстройство речи при повреждении определенных отделов коры левого полушария мозга». Так, значит, все гораздо серьезнее, чем он предполагал; какие-то органические изменения, связанные с мозгом, неладно что-то в черепке!

Взгляд опережал мысль, хватал следующие строки: