Летим на разведку

- Что случилось? - спрашиваю техника, сбросив с головы шлемофон.

- Самолет Генкина не вернулся. Прямое попадание снаряда, - отвечает он.

- Генкин? - с болью вырывается у меня. Как же это так!.. А?

Выходим с Борисом из кабины. Спрашиваю у ребят подробности гибели экипажа Генкина, по в это время подъезжает полуторка, мы садимся в кузов и едем докладывать майору Соколову о выполнении задания. Когда он сказал: "Вы свободны", я направился к летчикам третьей эскадрильи.

- Ты летал сегодня, Юра? - спрашиваю Ермолаева.

- Летал.

- Как все произошло?

- Произошло так, как происходит, когда в центральный бензобак попадает крупнокалиберный снаряд. Машину мигом охватило пламя. Генкин "клюнул" вниз, сбросил бомбы, дотянул на свою территорию, и все трое - Генкин, Раицкий и Минченков - выпрыгнули.

- Много было разрывов зенитных снарядов?

- Вагон и маленькая тележка! Под Мелитополем они лупят как ошалелые! отвечает штурман звена Лакеенков.

- Ведь что произошло? Мы должны были бомбить станцию Райхенфельд с боевым курсом двести тридцать градусов, - начал рассказывать Ермолаев. - И только решили перестраиваться для пикирования по звеньям, как сильным заградительным огнем ударили зенитки. Поверь, Коля: света белого не видно из-за разрывов.

- Знаю, приходилось на своей шкуре испытать.

- Ну вот. Командир отвернул влево. Мы ушли за линию фронта и зашли на станцию с тыла. Но в момент подачи командиром сигнала на перестроение в его самолет попал снаряд. Произошла, скажу, небольшая заминка, а потом Покровский с Лакеенковым взяли команду на себя, и мы, выпустив тормозные решетки, пошли восьмеркой в атаку на станцию.

- И положили бомбочки точно в цель! - дополняет рассказ Ермолаева стрелок-радист Зубенко.

- Потеря сегодня большая. Нет с нами командира Генкина, штурмана Раицкого и начальника связи Минченкова, - говорит летчик Анучиков, затягиваясь папиросой.

- Это верно, что их ветром отнесло за линию фронта?

- Верно, Коля. Я хорошо видел, - подтверждает штурман Иващенко. - У фашистов им, конечно, не поздоровится...

- Может, они еще вернутся? Ведь на войне всякое бывает... - с надеждой говорит Ермолаев. И, немного помолчав, добавляет: - Не укладывается, братцы, все сегодняшнее в голове. Не укладывается...

После освобождения станции Райхенфельд туда была послана группа однополчан под командой начальника воздушно-стрелковой службы полка капитана Вигдорова. И мы узнали немногое, но страшное.

Штурмана эскадрильи капитана Раицкого, приземлившегося километром западнее Генкина и Минченкова, немцы долго преследовали с овчарками. Он отстреливался и был убит.

Когда фашисты схватили Генкина и Минченкова и стали кричать: "Юдэ! Юдэ!" - Генкин плюнул офицеру в лицо. Гитлеровцы стали его бить автоматами, а затем слили из грузовой машины в ведро бензин, облили их и подожгли.

Но и на этом фашистские изверги не остановились: они сровняли с землей месте захоронения Раицкого и в течение двух недель не разрешали населению похоронить Генкина и Минченкова. И все же нашлись люди, которые под покровом ночи присыпали обгоревшие тела героев землей.

Группа Вигдорова похоронила Генкина и Минченкова у зеленого тополя-великана, далеко разбросившего свою богатырскую крону.

Еще придут далекие, светлые послевоенные дни, и жители села Плодородное Мелитопольского района перенесут их останки в братскую могилу. Над ней расцветут цветы. Зашумит листвой посаженный пионерами парк. Станет на гранитный постамент бронзовый солдат. Приедут однополчане. Приедут, положат красные гвоздики и уронят горючие слезы жена, сестра и дочь Генкина. Они увидят зажиточную, привольную колхозную жизнь, искрящийся виноград, склонившиеся к земле ветки яблонь. Расскажут о своем отце, брате и муже. И услышат: "Мы внаем, что за родной край отдали жизнь лучшие наши люди, поэтому стараемся сделать для Родины больше хорошего, чтобы жить за себя и за них... Оставайтесь у нас. Будете всем нам родными". Но это придет, и придет не скоро...

А сейчас мы, однополчане, жестоко мстим врагу за смерть боевых друзей. Мстим и за погибших в боях за Мелитополь товарищей из экипажей Ковалева и Попурина...

Экипаж Панфилова после инцидента со своими "яками" на разведку уже не посылают, а назначенный в мое звено экипаж Угарова летает ведомым у командира полка. Так что больше всех, как говорится, работенки по разведке достается нам с Моисеевым. Мы этим довольны. Все новые и новые сведения о фашистских войсках доставляем командованию.

...В одном из вылетов за Днепр я замечаю неподалеку от крупного населенного пункта множество немецких самолетов-бомбардировщиков, стоящих в степи.

- Борис, посмотри! - кричу и толкаю Зиновьева, записывающего что-то в бортовом журнале.

- Аэродром Большая Костромка! Его никто еще не знает! - обрадованно произносит Борис и быстро вслух считает самолеты.

- Захожу на фотографирование!

- Заходи!

- Вот это подвалило нам медведя сегодня, - говорю Борису, выполняя заход.

- Баглай!

- Слушаю!