Летим на разведку

- Передай закодированно на КП: разведан аэродром Большая Костромка. На нем сто пять двухмоторных бомбардировщиков! - дает команду стрелку-радисту Зиновьев.

- Понял, передаю! - коротко отвечает Баглай.

- Ты хорошо сосчитал? - спрашиваю штурмана.

- Хорошо. Борис Зиновьев считает самолеты на аэродромах с точностью плюс минус три. А мою ошибку, если она будет, поправит вот эта шкатулочка, отвечает Зиновьев, выключая тумблеры на щитке управления фотоаппаратами.

Мы находимся в дальней точке маршрута. Это не очень приятно. Я часто поглядываю на лежащую далеко-далеко на восточном горизонте легкую синеватую дымку. Скорее бы туда, домой.

- Слушай, Борька, а если, не дай бог, фотоаппараты замерзли и не сработали? Давай я еще разок зайду. Для гарантии... - говорю обеспокоенно штурману.

- Давай! - соглашается Борис.

Делаю повторный заход, и Зиновьев снова проходится по тумблерам управления фотоаппаратурой.

- Вот теперь моя душенька спокойна, - говорю, отваливая резким разворотом от аэродрома противника.

- Командир, бьют зенитки! - докладывает Баглай.

- Да черт с ними!

- И первый и второй раз ты прошел над центром летного поля. Фотоаппараты работали отлично. Я на "бесконечность" дал. Так что снимков наклепали много! - смеется Зиновьев.

- Петя, истребители в воздухе есть? - спрашиваю у стрелка-радиста.

- Пока не вижу, командир.

- Хорошо, летим домой.

Мы, разведчики, после боевого задания пропадаем в фотоотделении полка. Очень хочется скорее узнать результаты своей работы. Сегодня у нас особенная радость: в обоих заходах отлично заснят новый аэродром. Зиновьев ошибся в подсчете на три самолета. На снимках - сто восемь бомбардировщиков "Юнкерс-88".

Фотографируя что-то новое, я и штурман стараемся "протянуть" снимки: захватить и рядом лежащий населенный пункт или что-то характерное на земле это для того, чтобы "привязать" объекты к карте. Вот на снимках село Большая Костромка, а вот аэродром. И село, и аэродром, и дорожки, и овражки "привязываются" к карте-двухкилометровке.

В экипаже мы этот немецкий аэродром зовем "нашим". За ним теперь каждый день наблюдают разведчики дивизии. Ведь "юнкерсы" не на парад собрались! А однажды я увидел их летящими бомбить наши войска. Во мне сразу закипела кровь.

- Баглай! - закричал я. - Передавай непрерывно на волне наведения открытым текстом: "Я - "Полюс-девятнадцать". От Михайловки с курсом девяносто, без прикрытия, на высоте три тысячи метров идут тридцать Ю-88. Предположительно идут на Большой Токмак!" Передавай, пусть их наши истребители хорошенько по шерстят!

- Понял, командир, передаю!

- Ух, воронье проклятое! - зло произносит Зиновьев.

...Уже октябрь. Стоит хорошая осенняя погода. Бездонное голубое небо покрыто полупрозрачными перистыми облаками. Отличная видимость. В высотном полете от Днепра хорошо просматривается северная береговая черта Азовского моря. Далеко-далеко на ее восточной окраине виден входящий мысиком в море, ставший уже тыловым город Таганрог. А далеко на западе видны на земле большие темные пятна - это ожидающие освобождения Николаев и Одесса.

Однажды в теплый вечер бабьего лета в Люксембург-Розовке стрелок-радист Роман Хабаров пригласил меня отведать терна. За этим кислым развлечением я вспомнил, что он, Хабаров, сбил под Сталинградом немецкий истребитель "Мессершмитт-110". О самолетах противника мне, разведчику, нужно многое знать. Поэтому я засыпал его вопросами.

- Слушай, ты под Сталинградом "сто десятого" завалил. Что за жар-птица? Расскажи.

- Это, брат, такая птица - настоящий стервятник. А впрочем, не так страшен черт, как его малюют, - то ли в шутку, то ли всерьез отвечает Хабаров.

- И то верно. Ты его сбил!

- Ну, сбил. Подвернулся - я его и шарахнул. Еще если встанет на пути спуску не дам. Только так с ними надо...

- А почему же мой стрелок-радист не может спустить его с неба?

- Может, конечно, и твой! У "мессера" есть свои слабые места: баки заправляются горючкой...

- Ну вот. А немецкий бензин горит ведь неплохо, правда?

Прошло два дня, и в мой пятьдесят шестой вылет состоялась встреча со "сто десятым".

Было это так. В двадцати километрах южнее Мелитополя я прошел линию фронта и углубился в тыл врага на тридцать километров. Высота - семь тысяч двести метров. Со мной летят Зиновьев и стрелок-радист Леонид Инжеватов. Борис приступил к выполнению задания. Осматривая внимательно переднюю полусферу, я увидел, как справа от курса с превышением в триста метров нам наперерез идет двухмоторный, с "обрубленными" концами крыльев немецкий самолет. В это время дистанция между нами - полторы тысячи метров. Для встречно-пересекающихся курсов это очень маленькая дистанция.

- Боря, посмотри! - быстро показываю "сто десятого" Зиновьеву и принимаю решение развернуться назад.

- Голубчики, здоровеньки булы! - крикнул и по-своему, по-зиновьевски, захохотал штурман.