Летим на разведку

...12 декабря 1944 года. У нас наступила небольшая передышка в боевой работе. Сегодня летчики полка будут тренироваться в полетах на пикирование.

Морозное раннее утро. Летный состав прибыл на аэродром. Объявлена плановая таблица полетов. Я, Шопен и дежуривший ночью в казарме Баглай запланированы летать. Баглай подошел ко мне и говорит:

- Я ночью дежурил, а меня запланировали летать на пикирование с четырьмя летчиками. Летать не отказываюсь, но ты же сам понимаешь, я не спал.

- Понимаю, Петя. Пойду к командиру, доложу об этом, и тебя освободят. Ведь есть же в полку и другие стрелки-радисты!

Подхожу к Балабанову и объясняю суть дела.

- Дежурил, говоришь... Не спал... Так-так... Ну, тогда, если он дежурил и не спал, пусть с тобой отлетает и идет отдыхать. На его место я назначу другого, - распоряжается Балабанов.

- Пусть идет отдыхать сейчас.

- Бондаренко, всегда ты возражаешь, - говорит раздраженно Балабанов.

- Виноват! Разрешите идти?

- Иди. Готовься к полету.

- Есть!

Я летаю с Баглаем уже два года. И чертовски привык к нему. Полюбил, как брата. На боевые задания мы летали с ним сто двадцать восемь раз. На фронте это очень много. Петя награжден двумя орденами Красной Звезды. Я уверен, что давно уже должен красоваться на его груди и третий орден, но командование полка не торопится послать представления к наградам, особенно на стрелков-радистов и техников.

Готовимся к полету. Вишу, как Петро, набросив на себя с размаху парашют, застегивает карабин грудной перемычки и ножных обхватов, пригибается под фюзеляж и входит в свою кабину. Мы с Шопеном занимаем свои места. Механик самолета гвардии старшина Янин закрыл входной люк, отошел вперед и, глядя мне в глаза, приложил руку к головному убору. Все в порядке. Даю команду: "От винтов!" - и запускаю моторы.

- Командир, связь со стартом установлена, можно выруливать, докладывает Баглай.

- Понял, Петя. Выруливаю.

Не дорулив до старта, слышу голос Баглая:

- Командир, взлет разрешен!

- Хорошо, Петя.

Остановив машину на взлетно-посадочной полосе, громко говорю экипажу: "Взлетаем!" - и даю газ на взлет. Все нормально. Сегодняшнее задание не сложное, но и не совсем простое. Все-таки это пикирование! У машины все на пределе, и мало ли что может быть...

После набора высоты три тысячи метров выхожу на боевой курс к учебной цели. Готовлюсь к атаке. Рассматриваю опушку леса.

- Петя, мы на боевом курсе. Скоро пойдем в пикирование. Три захода, предупреждает Баглая Шопен.

- Понял! - отзывается Петро.

- Приготовиться! Переход! - подает мне команду на ввод Шопен.

Ввожу машину в пикирование с расчетным углом семьдесят градусов. Ловлю в прицел ПБП-1 опушку леса. Стремительно нарастает скорость, быстро теряется высота.

- Вывод! - кричит Шопен на высоте тысяча пятьсот метров.

Нажимаю на кнопку. Срабатывает автомат и помогает мне выводить. Тяну штурвал двумя руками на себя. Машина проседает и на высоте тысяча двести метров заканчивает выход. Все шло хорошо, но при подходе носа самолета к линии горизонта происходит сильный удар. У меня раньше такого не случалось. Не слышал, чтобы говорили о таких ударах и товарищи. Что же случилось? Самолет так сильно качнуло, что я боюсь посмотреть на его крылья. В голове пролетело: "Разваливается!" Но нет. Самолет цел. Высота растет. Значит, все нормально. Внимательным взглядом смотрю направо. Затем налево. Моторы работают отлично. Крылья не имеют деформации.

- Дима, что случилось с машиной? - спрашиваю Шопена.

Он смотрит назад и видит то, чего не могу увидеть я. Но он молчит. Я осторожно и легко, а затем энергично и резко пробую управление. Машина хорошо слушается рулей.

- Дима, отчего произошел такой удар? Я никак не пойму.

- Ты, летчик, не поймешь, а откуда мне, штурману, понять? - отвечает он, стараясь быть спокойным. Но я чувствую по его голосу, что он что-то недоговаривает.

"Ладно, пойду на посадку, потом разберемся", - решаю я.

Быстро снижаюсь для входа в круг и делаю посадку. После отруливания с посадочной полосы направляю машину к старту. Вижу: около посадочного "Т" собралось много летчиков и техников; все они смотрят на мой самолет, а некоторые идут нам навстречу. Я, затормозив, останавливаю самолет перед ними. Перебивая друг друга, они что-то кричат. Но моторы, работая на малом газу, забивают все, да и шлемофон на голове, и я ничего не слышу.

- Дима, что случилось? - в недоумении еще раз спрашиваю Шопена. Он молчит. Он знает, но молчит. Сережа Стрелков первым забежал за правое крыло, заглянул в кабину стрелка-радиста и закричал:

- Петьку вырвало!

- Ты слышишь, Дима, Петьку вырвало!.. Петьку нашего вырвало из кабины!.. - закричал я, потрясенный страшной догадкой.

- Я знал об этом еще в воздухе... Но не было сил тебе доложить, сказал Шопен поникшим голосом.

Не дорулив до старта, выключаю моторы. Не помню уже, как вывалился из кабины.

- Эх ты!.. Как же его у тебя вырвало?! - кричит мне командир звена Пименов.

- Был сильный удар, Володя... Очень сильный... Машина вздрогнула... Это было на выводе из пикирования. Эх, да что теперь говорить!..